В первом туре разрыв между кандидатами составил 14%. Казалось, итог президентских выборов предрешен.
Однако аутсайдер сумел нарастить поддержку и вырвал победу во втором туре: 50,3% против 49,7%. Его раздосадованный соперник оспорил результаты выборов, но повторное голосование принесло победителю уверенный перевес: 53,8% против 46,2%.
Это электоральное чудо случилось в 2016 году в демократической Австрии. Увы, Петру Порошенко не слишком удобно апеллировать к этому ободряющему примеру.
Отстававший, но победивший Ван дер Беллен был выходцем из зеленых (обидное созвучие!) и вообще ассоциировался с либеральной повесткой. Напротив, посрамленный националист Хофер продвигал ценности, более близкие к отечественному «Армія. Мова. Віра».
Австрийский пример лишний раз продемонстрировал: обывательскую массу легче мобилизовать против кандидата с радикальными взглядами.
А кандидату, который выглядит более взвешенным и либеральным, легче привлекать новых сторонников и выступать в роли «меньшего зла». Собственно, именно эту нишу Петр Алексеевич занимал весной 2014-го, и за тогдашнего Порошенко, олицетворявшего умеренность, голосовали очень разные люди с очень разными приоритетами.
Но в последующие годы президент дрейфовал в сторону большего радикализма, традиционализма, агрессивных национальных нарративов – и к выборам 2019 практически занял электоральную нишу «Свободы».
Будем говорить честно: это один из важных факторов, сыгравших против действующего главы государства.
Как выяснилось, для переизбрания на второй срок недостаточно выглядеть «меньшим злом» в глазах Львовщины и Тернопольщины.
Хотя публичный дискурс последних лет убеждал в обратном.
Результаты первого тура обнажили пропасть между пассионарной общественностью, обитающей в соцсетях, и массовым избирателем. Но эта пропасть возникла задолго до 31 марта.
Многое из того, что принималось на ура виртуальным «общественным мнением», раздражало реальных жителей реальной страны.
В теории мы наблюдали победоносную украинскую экспансию во всех сферах жизни, укрепление государства и наведение порядка, сплочение пробудившейся нации перед лицом врага.
А на практике всякое закручивание гаек – от неуклюжих запретов до спорных переименований, от жесткой языковой политики до борьбы с «евробляхами» – расширяло ряды недовольных обывателей, коих в стране многократно больше, чем пассионариев.
Человек не любит, когда в его личное пространство бесцеремонно вторгаются. Какими бы благими целями ни оправдывалось это вторжение.
И если поначалу воюющей Украине удавалось сохранять баланс между национальным и либеральным, то впоследствии палку явно перегнули.
Разумеется, проблему не стоит сводить к отдельно взятому Петру Алексеевичу. Гарант во многом ориентировался на иллюзию «общественного мнения», расходившуюся с реальным положением дел.
Тем более глупо предъявлять претензии к Владимиру Вятровичу или Вячеславу Кириленко: они проводили собственную идеологическую линию, не изменяя себе.
Зато есть претензии к либеральной интеллигенции, поддерживавшей официальный курс. К той части украинской общественности, для которой Евромайдан был прежде всего торжеством личной свободы, а враждебная Россия – воплощением насилия.
Либералам стоило отстаивать собственную повестку так же последовательно, как национал-патриоты и этатисты продвигали свою. Обеспечивать баланс мнений в украинском публичном пространстве.
Уравновешивать форсированный нацбилдинг и нараставший государственный напор. Возможно, в сумме это бы дало более аккуратную и взвешенную политику, не вызывающую резкого отторжения.
Вместо этого благонамеренные либералы слишком часто выбирали конформизм. Боялись выпасть из тренда, не хотели спорить с недавними соратниками по Майдану, опасались подыграть кремлевской пропаганде и нарваться на обвинение в антипатриотизме.
Отмалчивались, ссылались на гибридную войну, рассуждали об исторической необходимости. Становились подтанцовкой для тех, кому должны были оппонировать. Меняли свое мировоззренческое первородство на чечевичную похлебку чужих идей.
Как следствие, либеральная повестка – особенно в гуманитарной сфере – оказалась фактически вытеснена из официального мейнстрима. И предсказуемо перешла в пространство антисистемного и популистского.
В конце концов она приросла к популярному шоумену. К человеку, который вообще не обременен идеологией, зато выглядит достаточно умеренным, не обещает ломать сограждан через колено, не видит проблемы в общении на русском и не утомляет аудиторию доморощенными духовными скрепами.
Теперь массового избирателя приходится убеждать, что большую угрозу представляет этот улыбчивый шоумен, а не президент Порошенко, к концу каденции решивший поиграть в радикала и зачислить всех недовольных в путинские пособники.
Это мало похоже на Австрию-2016. И Петру Алексеевичу чертовски трудно повторить электоральное достижение господина Ван дер Беллена.
Удастся ли Банковой каким-то чудом остановить кандидата Зе, или же Зеленский станет шестым по счету украинским президентом, мы узнаем очень скоро.
Но в любом случае его нежданный успех служит уроком для продвинутой интеллигенции, формирующей смыслы и публичную повестку. Поводом для серьезной и честной работы над ошибками.
После 2014 года слишком многие интеллектуалы поспешили променять львовянина Людвига фон Мизеса на мелитопольца Дмитрия Донцова. А теперь выясняется, что для понимания реальной Украины Мизес все же полезнее, чем Донцов.
Если национальные ценности – это история о желаемом, то либеральные – о действительном.
О живых людях, которые редко соответствуют востребованному образу. О приземленных интересах, которые не получится игнорировать в угоду возвышенной идее.
О рыночной конкуренции, которую не заменишь красивыми лозунгами. О естественных стимулах, которые не компенсируешь государственным давлением. И о последствиях неуклюжего вмешательства в чужую жизнь, которые рано или поздно дают о себе знать.