Часто ли вы думаете, что все, происходящее в социальных сетях и есть самая настоящая жизнь? Случалось ли переживать «синдром отмены», когда внезапно отключается интернет? Любите проходить тесты, участвовать во флешмобах и ввязываться в ожесточенные дискуссии под чьим-то постом? Тогда психологи могут рассказать о вас много интересного.
О зависимости от интернета, а также о том, кому и зачем нужно исследовать поведение людей в сети с корреспондентом ForUm`a беседовал кандидат психологических наук, преподаватель факультета психологии, а также института последипломного образования Киевского национального университета имени Тараса Шевченко Александр Белоус.
- Как менялось поведение человека в сети на протяжении последних 10-15 лет, и менялось ли оно вообще?
- Здесь можно ответить и «да», и «нет». Все зависит от того, что считать изменениями. Сама по себе компьютерная сеть и интернет-пространство появились в жизни людей не так давно. По-хорошему, уже в 21-м веке. В 90-е годы 20-го века интернет, конечно, тоже был, но далеко не у всех. Им пользовались чаще всего на работе для пересылки писем или других текстовых файлов. Загрузить видео было нереально, развлекательный контент был ограничен, задержка сигнала не позволяла осуществлять непосредственное онлайн-общение. В плане скорости доставки текстовой или графической информации факс все еще был быстрее. Для общения между далекими странами использовался телефон. Так что, тогда интернет ничего особо в жизни человечества не поменял.
А в 21-м веке он стал быстрым, доступным большому количеству людей и начал применяться не только для решения базовых задач. Ведь сеть, послужившая прототипом интернета, была впервые создана между компьютерами одного университетского кампуса для того, чтобы люди могли обмениваться рабочей информацией, не выходя из кабинетов. То есть, базовой задачей был обмен данными. Но когда качество связи улучшилось, люди попали в ловушку, в которую попадают всегда. Все изобретения человечества, изначально созданные для улучшения качества жизни, в итоге захватываются маркетологами и используются в развлекательных, бытовых или, в более печальных случаях, в милитаристских целях. К примеру, изобретение взрывчатки. Альфред Нобель изобретал ее для горновзрывных работ, якобы для благого дела. Но потом возможности этого изобретения начали использовать армии всех стран мира, и делают это до сих пор.
Так и с Интернетом. Сам по себе он не плох и не хорош. А люди – всего лишь люди. Булгаков писал, что людей испортил квартирный вопрос. Правда, что здесь считать испорченностью? Поведение конкретного человека в конкретной ситуации? Да, тогда интернет многих испортил. Кто-то стал зависимым от него. Получив дешевый высокоскоростной доступ к сети, многие оказались в ловушке, и стали сидеть онлайн постоянно. Сегодня уже описаны интернетовские неврозы и психозы, нервные срывы или же психотические эпизоды, проявляющиеся в той или иной степени при отключении интернета. Когда пропадает связь, человеку становится плохо, причем физически. К слову, чаще всего в таких случаях выясняется, что в сети он развлекался играми. То есть, здесь присутствует еще и игровая зависимость. Но от интернета ли это? Игроки точено так же могут физически страдать от проигрыша в карты и так далее. Интернет не плох и человек не плох. Просто у человечества появилась возможность впасть в новую зависимость.
Интернет ведь бывает разным. Кто-то пользуется им для общения, кто-то для работы. Нельзя сбрасывать со счетов и удивительные свойства интернета. Например, когда немой человек может общаться жестами и артикуляцией губ с кем-то при помощи 3G-связи и смартфона. Это ведь классно!
Поведение людей изменилось в той же мере, как наша жизнь менялась с появлением центрального отопления, лифтов, с началом урбанистического существования. Потому и нет однозначного ответа. Интернет дает возможности, а вот кто и как их использует – это большой вопрос. Но это касается практически всех новаций, возникающих в ходе развития цивилизации.
- То есть, зависимость от интернета – это не миф?
- Это реально существующая зависимость. Вообще, работой с зависимостями занимается целый раздел науки. Они делятся на зависимости от веществ и прочие. С веществами все понятно. Это никотин, алкоголь, опиаты, морфины, синтетические наркотики и так далее. Также бывает зависимость от игры, от каких-то ритуалов, даже зависимость от человека. Например, невротическая влюбленность (взаимная и не взаимная) – это как раз форма зависимости от человека. А есть сексуальная зависимость, «синдром Дон Жуана», когда человек испытывает беспокойство, тревогу, неудовлетворенность до тех пор, пока не установит новый сексуальный контакт. Это редкие персонажи, но и они существуют.
Но здесь есть одна уловка. Наше счастье и наше несчастье завязаны всего лишь на нескольких веществах, на нейромедиаторах и нейротрансмиттерах. Когда мы получаем удовольствие от результата больших усилий, так называемое чувство глубокого удовлетворения, мы получаем и «подкрепление». В этот момент у нас высокий уровень нейромедиаторов в крови. Это же ощущение может подарить и менее значительное действие.
Скажем, человек долго копал огород, сажал овощи, дождался, пока это все вырастет, собрал урожай, закатал его в банки, смотрит на них и думает: «Кто молодец? Я – молодец!». Это заслуженное самоудовлетворение, связанное с неким количеством усилий. А если человек играет в простенькую игру на смартфоне, то каждый раз, когда ему удается достичь хорошего результата, происходит небольшой выброс нейромедиаторов. Это как микро-уколы удовольствия. Но эта радость не заслужена большой работой, она быстро исчезает, а человеку хочется еще и еще. Потому, когда мы отбираем у него гаджет, ему становится тревожно, дискомфортно, неуютно.
Здесь нет ничего нового. Со всеми зависимостями так. Другое дело, что при интернет-зависимости присутствует раннее вовлечение. Случаи детского курения и алкоголизма, конечно, есть, но они редки. А вот детская игровая и интернет-зависимости встречаются сплошь и рядом. Родителям комфортно, когда ребенок не требует внимания, тихо сидит и ковыряется в планшете. Но тогда он недополучает опыта взаимодействия с материальным миром, с социальным миром, он живет в интернете.
Но опять же, ребенок с планшетом – это еще не ребенок с зависимостью. Мы должны понимать, что именно он делает с этим планшетом. Он ведь может смотреть мультфильм, познавательное видео, или играть в какую-то игру. Но игры тоже бывают разные. Есть ведь сложные игры, моделирующие жизнь, где нужно вырабатывать стратегию, понимать, как подкопить ресурс. Либо же это может быть игра по принципу «пиф-паф». Но и это не плохо. Она развивает скорость реакции, наблюдательность. Важно понимать, во что играет ребенок, как долго он это делает, насколько это его истощает. Просто дети не всегда понимают, насколько они устают. Но это не про зависимость.
Мы определяем интернет-зависимость по синдрому отмены. То есть, если мы предполагаем, что человек от чего-то зависим, то нужно смотреть, как он реагирует на отсутствие этого «чего-то».
- То есть, забрать интернет и посмотреть, что будет?
- Да, достаточно отключить интернет. Чаще всего это происходит случайно. К примеру, пропало соединение, легла сеть, поломался планшет. И тогда надо смотреть, как человек себя чувствует. Нарастает ли тревога? Появляется ли непреодолимое желание найти доступ к сети? Вот это уже вопрос зависимости.
Работать с зависимостью сложно. Если мы имеем дело действительно с ней, то обнаруживаем, что у зависимого искажена система ценностей. То, от чего он зависел, выходит на первое место. Допустим, алкоголиков все еще продолжают кодировать. По сути, человеку внушают, что алкоголь ему противен, даже вид и запах спиртного неприятны, а пить он теперь будет только воду-чай-компот. Да, после этого он не употребляет алкоголь. Но с точки зрения психологии и психотерапии такое вмешательство считается неэкологичным.
Мы ведь заблокировали важную часть жизни человека. Да, формулировка «ты не пьешь» плоховата. «Ты пьешь чай» - лучше, потому что здесь нет отрицания. Но чай не дает того же удовольствия, что алкоголь. Потому что для алкоголиков есть само питье, а есть комфортное состояние, вызванное выпивкой. После кодирования в его жизни образовывается огромная дыра. Обнаруживается, что у него есть много времени, есть жена-дети, которые от него чего-то хотят, как-то пытаются с ним коммуницировать. Но он в ответ на это бурчит и раздражается. И часто говорят, что из такого веселого, дружелюбного пьяницы получился желчный, мрачный, раздражительный, но трезвый домашний монстр.
И хорошо, если человек учится жить без алкоголя, занимаясь работой, рыбалкой, дачей, обнаруживает, что у него есть дети-внуки, с которыми можно общаться. И точно так же происходит и с любой другой зависимостью. Важно понимать, чем будет заполнено освободившееся время. Потому нужна работа с психологом. Заявление «я с завтрашнего дня не играю в компьютерные игры» сродни «я с завтрашнего дня иду в спортзал», «я с понедельника сажусь на диету», «я с завтрашнего дня я не курю» и так далее. Мне от этого не очень радостно, но с другой стороны, ни я, ни мои коллеги без работы не останемся.
- Зависит ли модель поведения в сети от возраста, уровня образования, социального статуса, воспитания?
- Все наше поведение является отражением нашей личности. Уровень культуры, речь, способы реагирования, не одинаковы во всех ситуациях, но, тем не менее, целостно нас описывают. Один и тот же человек может быть невероятно обходительным в рабочей ситуации, и чудовищно раздражительным, несдержанным, придирчивым в домашних ситуациях. Это же один и тот же человек, где он настоящий? А он и там, и там настоящий. Просто дома сформировалась патологическая модель взаимодействия, а на работе – другая. Какая из этих моделей проявится в интернете? Зависит от того, в какой роли этот человек будет себя представлять. Выберет ли он роль тестя, зятя, сотрудника, «няшки» или кого-то еще?
Интернет и социальные сети позволяют формировать несколько личностей. У человека может быть несколько профайлов, он может создавать фальшивые аккаунты с чужими фотографиями, другого пола, другого возраста, используя чужую речевую семантику. Это очень интересный опыт, который довольно часто встречается. У многих есть такой фальшивый аккаунт. А у многих наоборот – есть только свой аккаунт, по которому мало что можно понять. Впрочем, некоторые вещи все же понять можно, по тому, что такой человек лайкает или репостит. Нравятся ему котики или собачки, цветочки или что-то еще?
Бывают типичные профайлы: «девочка», «мальчик», «бизнес-леди» или «домашняя клуша». Это все можно описывать по ключевым словам, по контенту, который человек генерирует, лайкает или репостит. Лучше всего анализировать кого-то по им же сгенерированному контенту. Но большинство обладателей страниц в социальных сетях мало что создают самостоятельно. Они ограничиваются перепостами, комментариями или личными сообщениями. И это тоже нормально. Потому можно сказать, что человек ведет себя так же как и в жизни, а можно сказать, что в сети он другой. Но кто знает, каков он в жизни, и известно ли это ему самому?
Интернет может обнажать и заострять некоторые личностные качества в силу определенной анонимности и дистанции в общении. Если в реальной жизни ты сдержанно выкажешь недовольство неприятному человеку, или же вообще промолчишь, то в сети все будет иначе. Там есть удаленность, невозможно получить физический негативный ответ. Потому человек позволяет себе больше. Если в жизни он скажет «не могу с вами согласиться», то в интернете он напишет чуть жестче: «вы не правы». И на эти фразы у оппонента будут разные реакции. В конце концов, все заканчивается ожесточенными сетевыми перепалками. И участвовать в них могут весьма интеллигентные люди. А еще есть возможность отсрочить реакцию. Можно ведь не сразу отвечать, а уйти на кухню, обдумать изящную или обидную реплику, написать ее и закрыть крышку ноутбука, закончив разговор. Это все провоцирует безнаказанность. Отсутствие чувства опасности в интернете позволяет людям совершать действия, которые они бы не совершили в реальной жизни. В частности, это относится к вербальной агрессии, критике, проявлению собственной позиции, и даже хамству.
- В последнее время не редки случаи так называемой сетевой травли. Например, один блогер опубликовала резкий пост о незнакомой девушке, не уступившей место в метро женщине с ребенком. Потом выяснилось, что у девушки проблемы со здоровьем, но к тому времени про нее успели написать много неприятных вещей. Как с этим бороться жертвам травли?
- Здесь надо смотреть на конкретную ситуацию. История, которую Вы привели в пример, довольно известна. Она хорошо ложится в рамки обычной социальной психологии. Это массовидное явление, такое же, как мода, слухи, паника, «мнения». Все они возникают волнообразно, нарастают как лавина, и потом исчезают.
К массовидным явлениям относят, например, общественные страхи. В 80-х годах прошлого века все искали НЛО, высматривали летающие тарелки. Эта тема вошла в шутки, стала содержательным наполнением бреда психиатрических больных. Из психиатрических клиник куда-то подевались все «Наполеоны» и «Гитлеры», вместо них появились «марсиане» и «пришельцы». А сейчас этого нет. Сегодня актуально отражение текущей ситуации: война.
Травля случается и вне сети, к примеру, в коллективе. Когда же ситуация травли публичная, происходит с незнакомыми людьми, то я бы назвал ее «волны в тазу». С кем дискутировать фигурантке вышеописанной истории? Лучше игнорировать. Не понимаю, что можно было сделать, чтобы «погасить» ситуацию быстрее. Я бы отдал все на откуп течения волн в Facebook.
Но здесь интересно, кто все это запустил, и не является ли эта ситуация модельной. Интернет часто сравнивают с нейросетью, с мозгом, где все клетки связаны, если не напрямую, то через одну. Как тогда можно генерировать мнения, вкусы масс, их потребительское и политическое поведение? Это интересует тех, кто на этом рынке работает: производителей, политиков и так далее. Они стараются изучать такое поведение. И, как я понимаю, на подобных историях отрабатываются модели вовлечения людей. К сожалению, мне, как преподавателю, который три года ведет курс «Психология виртуальной среды», и за это время прочел все, что можно, обидно, что большая часть исследований, связанных с поведением человека в интернете закрыта. Их проводят Google, Microsoft, Facebook и другие крупные корпорации, вкладывая большие деньги. Все эти исследования внутренние, по ним не публикуют статей. На основании результатов эти компании пытаются алгоритмизировать поведение человека и предугадать его. Мы можем только косвенно понимать, как выстраиваются алгоритмы.
Эти исследования направлены на то, чтобы посредством интернета собрать информацию, которая поможет предвосхитить запрос человека и выдать ему «его» контекстную рекламу, показать то, о чем он еще даже не думал. Все эти бесконечные тесты «Какой ты была царицей» - дают дополнительную информацию маркетингового рода. Конечно, есть типичные покупательские типы: «барби», «мачо-мен» и прочие. Одной нужно предлагать духи и бусы, второму – снасти для рыбалки и дорогой виски. Но если иметь достаточно много косвенной информации о человеке, знать какой у него любимый актер или цвет, то можно понимать, что вызовет у него потребительский интерес, насколько он платежеспособен.
- Ну а что делать именно жертве травли? Не читать, игнорировать или наоборот все читать и как-то на это реагировать?
- Не читать сложно. Хочется ведь читать, хоть это и обидно. Но нужно осознавать, что эта история с травлей есть здесь и сейчас, и это проблема. Я, как психолог, могу работать только с состоянием, вызванным этой ситуацией, с тревогой, беспокойством, злостью, унынием. Злость – это хорошо, это высокий накал эмоций. А вот если человек впадает в апатию, уныние, слезливость – это намного хуже.
В любом случае, страх и дискомфорт от чего-то со временем притупляются. Допустим, есть запах, который вы очень не любите, какой-то парфюм. А ваш муж его очень любит. Вот он им побрызгался, собираясь на работу, но что-то его задержало, и он вернулся к компьютеру. И теперь у вас есть два выхода: выйти куда-то или терпеть. Когда вы выбираете второй вариант, происходит привыкание и запах перестает восприниматься. Точно так же, происходит и с другими негативными вещами.
Нужно работать с негативной информацией. Можно прочесть эту заметку несколько раз, с разными интонациями, детским голосом, взрослым голосом и так далее. Если прочесть негативный текст о себе один раз, вы будете в ужасе. Но если в качестве психологического упражнения вам нужно сделать это его еще три раза сегодня и пять раз завтра, то вы просто не сможете каждый раз страдать так же сильно, как впервые. Правда, такие упражнения не получится делать без помощи психолога. Нужно, чтобы специалист держал вас за руку, объясняя, что пусть это противно, но только так можно перестать реагировать.
Прятаться – вообще не вариант, потому что так можно приобрести кучу неврозов, психосоматических болезней, экзему, астму, что угодно. Ввязываться в дискуссию тоже не совсем обязательно. Лучше понимать, что это есть, это неправда, и отслеживать свою реакцию.
- К слову о тестах в социальных сетях. Даже серьезные, деловые люди с хорошим образованием то и дело постят что-то по типу «Узнай, кто твоя вторая половинка». Почему так происходит?
- Тут нужно вспомнить о функциях, которые выполняет интернет в жизни человека. Среди них есть коммуникативная, познавательная, а также рекреационная. Человек в сети может и работать, и отдыхать. И вот время от времени он может себе позволить какую-то глупость, снижение, регрессию. Это позволяет расслабиться, отдохнуть, снять напряжение.
Я считаю эти тесты абсолютной чушью. Людей, которые появляются в моей ленте с таким контентом чаще, чем хотелось бы, не удаляю, просто скрываю публикации. Бывают странные ситуации, когда человек создает интересный собственный контент, публикует любопытные размышления, но при этом две трети его ленты занимают репосты тестов и подобной ерунды. Но каждый человек – он живой, целостный. Никто не стоит на вершинах своих моральных устоев в белых одеждах. Все мы живые. Можем и матом ругнуться, и тест дурацкий заполнить.
- Перейдем от тестов к флешмобам. «Я не боюсь сказать», «Мои первые рабочие места» и так далее. Душевный стриптиз и разглашение иногда конфиденциальной, интимной информации – хорошо это или плохо?
- Это интересно. И здесь существуют разные мотивы. С одной стороны флешмоб «Я не боюсь сказать» действительно привлек общественное внимание к тому, насколько масштабно явление сексуального насилия. Большинство людей, которые такого насилия не испытывали, и, что самое обидное, большинство тех, кто его осуществлял, не представляют масштаб проблемы.
Практически каждая девушка, до достижения взрослого возраста, сталкивалась с той или иной формой сексуального насилия. Оно могло быть словесным или физическим, попыткой изнасилования или просто унизительным действием. И это социально значимо. А когда публичные люди рассказывают о подобном опыте, то вопрос душевного стриптиза снимается, потому что общество принимает это как мужественный шаг известного человека. Мол, ее изнасиловали, но она смогла это преодолеть, радоваться жизни, помогать раненым, растить детей и так далее. Это сродни тому, как общество борется с гомофобией. Должно быть какое-то количество людей, открыто заявляющих о своей гомосексуальности. После определенного количества таких каминг-аутов тема гомосексуальности становится не актуальной.
В случае с флешмобом «Я не боюсь сказать» поднимается тяжелый травматический опыт, озвученный знаменитостями. Это позволило немедийным личностям его тоже обнажить. И когда люди с сотней-другой друзей таки делают этот пост – это большой самотерапевтический шаг. Да, может быть дискомфорт. Но я думаю, что люди, вспомнившие этот опыт, прописавшие его в тексте, не раз стирали этот текст и писали его заново, прежде чем опубликовать. То есть, это была работа. Конечно, если эта работа проходит без участия профессионального психолога, она может дать вторичную травматизацию. И да, некоторым людям действительно стало хуже после такого признания. Но с точки зрения социальной значимости, с точки зрения дальнейшей публичной дискуссии о насилии, это важно и хорошо.
Другое дело, что все флешмобы разные. Они могут быть и инструментом политической игры. Политические консультанты могут предлагать своим заказчикам идею, что флешмоб может как-то канализировать их сторонников или противников, отвлечь внимание или направить его в другое русло. Но это может не иметь никакого отношения к реальной политической ситуации, к реальному политическому и электоральному поведению людей.
Политический консультант разрабатывает идею флешмоба, показывает реализацию, получает свой гонорар, а люди в этой истории выступают статистами. Бессмысленных маленьких флешмобов было очень много. Мне кажется, что это были попытки пиарщиков мелких политиков и местных чиновников хоть как-то оправдать свою заработную плату.
- СММ-специалисты часто говорят, что поведение украинцев в социальных сетях до и после Майдана очень сильно отличается. Вы это заметили?
- Специфика исследований в психологии и в маркетинге очень разная. Если маркетолог видит прирост, значит, он есть. А психолог видит прирост и спрашивает, а с чем это связано, сколько людей было вовлечено раньше? Не думаю, что люди поменялись. Да, общество поляризовано, но не все. Жизнь в Facebook касается очень небольшого количества людей, проживающих в Украине. Ошибочно считать, что образованные, социально-активные, урбанизованные люди, живущие в Киеве и других крупных городах и общающиеся в Facebook – это и есть Украина, что это и есть украинское общество. Какой смысл анализировать активность 5% популяции?
Конечно, сюда относится самая образованная, довольно молодая часть общества. Да, за ними пойдут другие, потому что являются лидерами мнений в каких-то своих микро сообществах. Но я бы не стал делать из этого каких-то серьезных далеко идущих выводов.
Мне не хватает в интернете того, что давали газеты, журналы, телевидение, радио. Не хватает внятных обзоров, дайджестов новостей. А сейчас в сети есть эмоции и эмоции по поводу эмоций. О чем мы говорим? О реакции общества на реакцию человека по поводу слов, которые кто-то когда-то сказал? А потом и вовсе окажется, что те слова были сказаны пять лет назад. Пролистывайте!
- К слову, о «сказал пять лет назад». Поменялось ли у украинцев отношение к фейкам?
- Удивительно, но нет. Диву даюсь некритичности восприятия. Сколько раз это осмеивалось, в том числе и во всяких демотиваторах вроде «Любая цитата является достоверной, если она приведена в Интернете. В.И.Ленин»! Все смеются и дружно ведутся на следующий фейк.
Но фейки возникли не в интернете. Они были и в газетах. Мистификация с чтением «Войны миров» Уэллса по радио создала настоящую панику. Подложные письма и фальшивые данные, ложные беременности и параличи – этим же грешат не только блоги, но и политики, и, к сожалению, журналисты. Но больше, мне кажется, здесь грешно телевидение со своим тенденциозным подбором информации, яркостью картинки, некорректностью подбора «экспертов». А в интернете это уже приобретает заостренная форма.
Также в интернете, в отличие от других форм медиа, есть много простых способов общения. Можно даже не касаться клавиатуры, а просто мышкой или тачскрином совершать множество действий. Например, у человека перед глазами возникает некая яркая новость, он не обращает внимания, что это сайт фейковых новостей, но делится ею со всеми. И так делают еще 500 человек. А потом еще и еще. И так весь Facebook покрывается сетью этого фейка. К вечеру все всё понимают, кто-то пишет объяснение, но «осадочек» остается.
Я не понимаю, какие здесь могут быть цели, кроме того, чтобы вызвать у людей чувство усталости, раздражения и недовольство политикой. Говорят, что сеть «раскачивают». Но я не знаю, как можно раскачать то, что склонно затихать.
- Но фейки ведь бывают не только политическими. Уже несколько лет по сети ходит история о «20 несчастных овчарках, которых послезавтра должны усыпить».
- Я не думаю, что кто-то специально разгоняет этот фейк. Но здесь могут срабатывать какие-то сентиментально-жалостливые мотивы «домохозяек». У них идея усыпления этих собак легко накладывается на образ того что жизнь-то бренна, потому могут усыпить и их собственных собак, и их детей, и их самих. Конечно, буквально никто так не думает. Но чувство жалости, которое мы испытываем к тем, кому сейчас больно и плохо, является попыткой защититься от страха остаться в таком же состоянии. Жалко потенциального себя. А после репоста появляется ощущение, что мы что-то сделали для спасения этих несчастных собак. И абсолютно все равно, существуют ли они на самом деле. Это форма психологической самозащиты, пусть и глупая.
- Существует ли сегодня четкая грань между виртуальными миром и реальностью?
- Здесь я могу сослаться на произведение украинского искусства – песню Тины Кароль «Шиншилла». Потому что в первом куплете этого нетленного произведения есть странная фраза «и быстротечна грань». Я несколько лет подряд спрашивал у студентов как это, быстротечна грань? Никто не знает.
Реальности сплетены. Объективировать их мы не можем. Виртуальная реальность находится не в компьютере, а в нас самих .Наше воображение – это яркая, насыщенная событиями реальность, которой больше нет нигде. Равны ли наши воспоминания событиями, произошедшим в прошлом? Вот, мы можем помнить, как любили и баловали ребенка. А он вырастает и на сеансе психоанализа рассказывает, что его все презирали, не любили, последний кусок забирали. Больше никто такого не помнит, но его память и воображение играют в эту игру. Виртуальное – это возможное. Виртуальной реальности, к слову, больше, чем объективной.
Благодаря интернету появилась возможность визуализировать, материализовать виртуальность. Но рекламные плакаты, кино, литература – тоже относятся к виртуальной реальности. Потому интересна степень взаимосвязи виртуального и реального. Насколько первое может порождать настоящие переживания? Насколько эти переживания смогут повлиять на создание некого текста или еще чего-то другого, виртуального?
Этот «клубок» хорошо описал Жан Бодрийяр в «Симулякре и симуляции». К феномену виртуального искусствоведы, психологи, социологи, культурологи подходят с разных сторон. Психологи могут проводить исследования и работать с человеком. Спрашивать, что он думает, чувствует, как он с этим живет? Как психологи-исследователь, я могу изучать его поведение в интернете, интересоваться, какие мотивы им движут, какие потребности он удовлетворяет. Но это все равно будут частности. Целостного описания виртуальности, которое меня бы полностью удовлетворило, я пока не видел. Хотя, возможно, оно есть или пишется.
Бодрийяр хорошо обрисовал создание симулякра. Но, чем наполнен современный виртуальный мир и где в нем реальный человек – это вопрос для постоянной дискуссии.