– Старшее поколение украинских журналистов часто ставит в пример молодым коллегам советских эссеистов, которые будоражили умы общественности.
– Для меня публицистика и эссеистика всегда была не лучшим проявлением журналистики. Гораздо сложнее подготовить профессиональную заметку в тридцать строк или сюжет на телевидении или радио в полторы минуты, чем написать громадное эссе или снять квазидокументальный фильм, где весь фактаж можно заменить на «бла-бла-бла». Да, вы возбудите сколько угодно мыслей, но куда важнее написать те самые тридцать строк, где будет доступно изложена вся информация, на основании которой аудитория сделает собственные выводы. Хотя я и не отметаю эссеистику как таковую.
– Нередко можно услышать, что среди работников СМИ много ремесленников, зацикленных на деньгах, и мало истинных Журналистов с большой буквы…
– На мой взгляд, журналистика – это ремесло, в лучшем смысле этого слова. Ремесленник – это человек, который досконально знает ту или иную профессию и изготавливает продукт, который другой человек сделать не сумеет. Я всегда говорил, что это ремесло на грани искусства. Например, ложка, с одной стороны, может быть красиво расписана, а с другой стороны – ею можно есть. Ложка, которой есть нельзя, будь она хоть и бриллиантовая, для меня имеет меньшую ценность, чем та, на которой вообще нет узоров, но с ее помощью можно пообедать.
Мы считаем, что известные журналисты живут в Киеве, во Львове, в Харькове. А есть ведь тысячи наших коллег, работающих в городах, название которых нам даже неизвестно. Они проделывают громадную работу, иногда им приходится сложнее, чем нам в столице. Потому что кроме всеукраинской ситуации в политике и экономике на них давит местная власть, бизнес, уголовные элементы.
– В чем состоит наибольшая угроза для украинских СМИ?
– Проблема в том, что рынок СМИ в Украине непомерно раздут. И они поглощают столько новых журналистов, сколько им предложишь. Эти люди зачастую еще не успели сформировать жизненные принципы. В таком незрелом состоянии они попадают в коллективы, которые работают, как сумасшедшие. Там достаточно написать сносный материал в сжатые сроки. В таких условиях многие новички не видят смысла совершенствоваться, следить за сохранением баланса в своих материалах.
– То есть переживаете внутриличностный конфликт?
– Скажем так, в некоторых случаях кого-то из гостей я бы слушал еще и еще. Но я должен помнить о балансе и передавать слово другим гостям. Иногда возникает желание с кем-то согласиться. Но помогают навыки работы переводчика. Суть работы переводчика не в том, чтобы согласиться или не согласиться с автором, а в том, чтобы донести значение сказанного.
– Есть ли у вас профессиональные фобии?
– Каждая моя ошибка становилась страхом, на основе которого я учился. Например, в начале карьеры я «грешил» тем, что недостаточно проверял информацию, а потом это выливалось в неприятные ситуации. Каждый такой опыт подолгу тревожил меня.
– Психологи говорят, что все, что нас волнует, находит свое отображение в наших снах. Видите ли вы кошмары, связанные с вашей работой?
– Кошмаров не бывает. Но вот буквально недавно мне полночи снилось, как один известный политик уговаривал меня перейти к нему на работу. С другим политиком мы будто бы ходили по набережной и что-то обсуждали, спорили и разошлись очень недовольные друг другом.
– А если бы Андрей Куликов закончил вуз в 2012 году, пошел бы он работать в сферу СМИ?
– А вы сначала спросите, на какой бы факультет он поступал в 2007-м. Если бы у меня сохранился весь мой жизненный опыт, я бы все равно учился на переводчика и стал бы журналистом. Если бы я поступал в вуз «с чистого листа», то изучал бы языки и работал бы переводчиком.
– У вас было желание «развестись» с журналистикой и «жениться» на политике? Ведь вы уже знаете всю «кухню»…
– Когда в СССР проходила первая избирательная кампания на альтернативной основе, я был единственным в Киеве самовыдвиженцем, прошедшим все преграды, чье имя было занесено в бюллетень для голосования на выборах. Я занял почетное шестое место из семи кандидатов. Потом я еще баллотировался в народные депутаты, был в Народном Рухе. Но у меня не было цели стать народным избранником. Я хотел получить возможность общаться со многими людьми. Тогда важно было доказать, что демократический механизм может сработать. Не в том смысле, чтобы я или кто-то еще прошел в парламент. Смысл был в том, что человек может взять инициативу в свои руки. До 1991 года я активно участвовал в политике. Как мне кажется, тогда, на начальном этапе, я принес гораздо больше пользы, чем если бы стал народным депутатом Украины. Сейчас я участвую в политике, даже когда даю интервью или принимаю участие в митингах против варварской застройки Киева. В нашей чисто украинской ситуации это – тоже политика.
