Уже давно, встречая Новый год, люди надеются на лучшее. Так было всегда, с тех пор как появилась эта традиция. 2020 год был тяжелым, говорить об этом - стало уже «общим местом», но тяжелее ли он был прежних «старых-новых» периодов в 365-366 дней - годов кровопролитных войн, геноцидов, тоталитарных зверств, сокрушительных природных бедствий и эпидемий? Новый год праздновали все: герои и негодяи, жертвы и палачи, монаршие особы, простые граждане и подданные. В окопах и тесных тюремных камерах, в военных госпиталях, в ссылке, во дворцах и президентских резиденциях... В эти предновогодние дни, перелистаем страницы дневников и почитаем письма известных людей: как им жилось, что беспокоило и о чем они мечтали, провожая год старый и встречая год новый?
Тарас Шевченко: тоска в Нижнем Новгороде в год окончательной свободы
1858 год. 1 января. Нижний Новгород. Запись в «Дневнике» Тараса Григорьевича Шевченко: «Дружески весело встретил Новый год в семействе Н.А. Брылкина. Как ни весело встретили мы Новый год, а придя домой, мне скучно сделалось. Поскучавши немного, отправился я в очаровательное семейство мадам Гильде, но скука и там меня нашла. Из храма Приапа пошел я к заутредни; еще хуже — дьячки с похмелья так раздирательно пели, что я заткнул уши и вышел вон из церкви». В ту пору 44-летний Шевченко недавно освободился из неволи, временно жил в Нижнем Новгороде, ожидая разрешения вернуться в Санкт-Петербург. Шевченко был человеком общительным, душой компании. Как вспоминал современник, «...он влиял на всех чарующе, и все его любили». Когда было скучно или очень грустно, бывало, что шел развлечься в соответствующее заведение... Но, как видно из этих новогодних заметок, «жрицы любви» не спасали от сплина... Праздники под названием Новый год, Тарас Григорьевич, как видим, не слишком любил, но обожал Рождество: «Праздникам праздник и торжество есть из торжеств!» (запись в «Дневнике», 1857). Весной 1858 года поэт получит окончательную свободу и разрешение жить в столицах. Это будет триумфальное возвращение. Увы, не надолго...
Леся Украинка: «…не очень я верю в силу новогодних пожеланий»
Конец 1909 года. Лесе Украинке 38. Написаны гениальная «Кассандра», «В катакомбах», впереди - «Лесная песня» и «Боярыня». Леся пишет из Гелуани (Египет), где она находилась на лечении, матери, Олене Пчилке: «Дорогая мамочка! С Новым годом! Здесь уже один Новый год встретили - нового стиля, - а пока письмо мое дойдет, то и везде уже будет новый год. Но, собственно, так мало от того меняется... и, живя жизнью новейшего номада, лучше действительно отвыкать от тех традиций... Действительно, почему я так равнодушна ко всяким праздникам, когда они могли бы дать какую-то радость, и почему я все отмечаю их тоской?..»
Леся Украинка не любила празднования и приветствия, о чем не раз замечала в письмах к родным, друзьям и знакомым. Например, в письме Ивану Франко от 13-14 января 1903 г. она писала: «Слова «с Новым годом» по какой-то давней, привычной ассоциации идей наводят на меня грусть... Поэтому я прошу у Вас разрешения не говорить их теперь Вам - не оттого, что я не хочу Вас поздравить, а оттого, что не дается мне этот стиль и... не очень я верю в силу новогодних пожеланий.»
Райнер Мария Рильке: новый год с мыслями о покое в звездах
1913 год. Райнер Мария Рильке – один из самых талантливых поэтов того времени, любимец аристократок, в последние дни 1913 года чувствовал себя плохо. Он пишет: «Не вижу ни одного человека. Сначала были морозы, был гололед, теперь дождь, все течет - это здесь называется зимой, бесконечно то одно, то другое. Довольно с меня Парижа, над ним тяготеет какое-то проклятие». И потом: «Вот суть моих пожеланий к 1914 году, на 1915, 1916, 1917 и т.д.». Эта суть заключалась в полном покое с родным, как сестра, человеком... К одной из таких «сестер» он напишет: «Мне бы сейчас хотелось быть как без лица, как свернутый ежик, который разворачивается вечером в городской канаве, выбирается из нее осторожно и упирается мордочкой в звезды...»
Хо Ши Мин: кому в «Карлтоне» шампанское пить, а кому и работать
1914 год. Первый день нового года 24-летний вьетнамец Нгуен Ай Куок встретил в одном из самых престижных отелей Лондона «Карлтон». Здесь любили ужинать Дэвид Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль. Впрочем, Нгуен был лишь помощником повара, а попросту говоря, мальчиком на побегушках, и до европейского нового года ему было мало дела. Нгуен с детства мечтал посмотреть мир. Повзрослев, нелегально проник на корабль и с тех пор началась его 30-летняя одиссея. Юноша имел незаурядные способности к кулинарии, был проворным, сметливым, невероятно быстро учился... Великобритания, Франция, США, где он только не был и чего только не видел! В 1919 году, во время конференции в Версале, на которой вершилась судьба послевоенной Европы, он попросит о встрече с американским президентом Вудро Вильсоном, намереваясь вручить ему документ с требованием для вьетнамцев права на самоопределение, запрета принудительного труда, равенства перед законом вьетнамцев и французов. Конечно, до Вильсона его не допустили, французы назвали документ бомбой, а дерзкого вьетнамца - террористом. Сорок лет спустя мир уже знал его, как Хо Ши Мина. Он возглавит борьбу вьетнамцев сначала против французов, а затем против военной мощи США. Поваром Нгуен Ай Коук был с 1911 по 1928 год. По всему миру сейчас разбросаны мемориальные доски, свидетельствующие об этом. А «Карлтон», где изысканное общество поднимало бокалы «за мирный новый» 1914-й, был разрушен немецкой бомбой во время Второй мировой войны.
Гитлер: ефрейтор на распутье, но точка невозврата приближается
1918. В конце декабря 1918 года ефрейтор Адольф Гитлер, едва восстановившись после британской газовой атаки, вернулся в свой полк в Мюнхене. Новый год он встретит в кругу однополчан, так же болезненно переживающих поражение Германии в Мировой войне. Опустошенные и злые, они будут пить, приправляя тосты агрессивной риторикой в адрес евреев и социалистов. Будущее олицетворение мирового зла по имени Гитлер еще колебаться, кем ему быть: политиком или архитектором...
Впрочем, не только немецкие солдаты были потрясены последствиями войны. Уроженец Германии известный сионист, один из основателей Тель-Авива Артур Руппин записал в конце 1918 года в дневнике: «Никогда еще за всю мировую историю государство не сталкивалась с такими катастрофическими условиями мира и не признавало полное поражение, когда враг не только не ступал на его землю, но и наоборот, его армия находилась в глубине вражеской территории. Простой человек с улицы не мог понять этого и чувствовал себя вполне озадаченным».
Томаш Масарик - первый президент Чехословакии, новый 1919 год впервые будет встречать в Пражском Граде, резиденции чешского правительства и символе независимости вплоть до марта 1939 года, когда там переночует Гитлер, празднуя захвата преданной союзниками страны ...
Корней Чуковский: и все-таки благодарность перевешивает нарекания
1923. Российский писатель, переводчик, литературный критик Корней Чуковский, одессит, кстати, записывает в «Дневнике»: «Вот и Новый год!.. Проснулся неожиданно, побежал посмотрел на часы; вижу 12 ровно. Через минуту после того, как я встал, грохнула пушка, зазвонили в церкви. Новый год... 1922-й был ужасный для меня год банкротств, провалов, унижений, оскорблений и болезней. Я чувствовал, что черствею, перестаю верить в жизнь и единственный мой спасение - труд. И как я работал! Чего только я не делал! С отчаянием, почти со слезами писал «Мойдодыра». Избитый - писал «Тараканище»... перевел «Королей и капусту»... Повсюду когти, зубы, клыки, рога! И все-таки я почему-то люблю 1922 год. Я невероятно привязался в этом году к Мурке, меня не так мучила бессонница, я начал работать с большей легкостью - спасибо старом году!..»
В ту пору Корней Чуковский уже был известным писателем, занимался переводческой делом; его утешением и воодушевлением была большая семья. Муркой он называл маленькую трехлетнюю дочь Марию.
Остап Вишня: украинские шутки в зоне вечной мерзлоты
1935. «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее», – заявил Сталин, выступая в ноябре 1935 года на первом Всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановцев. А 31 декабря украинский юморист Остап Вишня (Павел Губенко) пишет жене, Варваре Маслюченко, с рудника Чибью на Печоре: «Здравствуй, дорогая моя, хорошая, радость и надежда моя. С Новым годом тебя, Муру, Вячко и всех, кто тебя окружает, твоих друзей, - а раз они твои друзья, то и мои они друзья. Сегодня кончается 1935-й! Какой же он был лютый! Сколько мук, страданий, уныния пережито за этот 1935-й! Сколько горя! Разбиты все надежды, ожидания. Разлучил этот проклятый год тебя со мной, разбросал нас на Крайнем Севере. Может, новый год будет милосерднее? Может, он принесет хоть кроху того, что счастьем называется?.. Я здесь бедный уже. Харчишки все уже выкаканы. Частью (я тебе писал или нет?) украдены. Обокрали урочки. Рис украло, картофельную муку украло... сало украло...»
На следующий день, 1 января уже нового, 1936 года: «Вот и новый год. Високосный! Что он нам принесет? Пока мне он принес «тупуюбольподложечкой и отсутствиестула». Подарок, как видишь, не очень. Но как велика сила традиции! Мы все же встали и поздравляли друг друга с Новым годом. А Нюра (сестра милосердная) добавила: «С новым счастьем!» Какая ирония! .. Так пиши же, Варюшенько. Не забывай меня...»
46-летний Остап Вишня чудом избежал расстрела: у конвоира случился приступ аппендицита, и два обреченных на смерть узники тянули солдата (и его оружие) на себе в лагерь. Сейчас на месте бывшего лагеря Чибью лежит город Ухта. Время от времени горожане находят безымянные захоронения расстрелянных в 30-х годах политзаключенных. А на самом деле Новым для Остапа Вишни оказался лишь 1943 год - тогда его освободили, и он вернулся к своим родным.
Джордж Оруэлл: сдержанный британский новый год в Марокко
1939. 1 января. Запись в дневнике знаменитого писателя Джорджа Оруэлла: «Три яйца. Голубь-самец, который сначала тужил о том, что его посадили в клетку и у него что-то с крыльями, приободрился и даже пытается летать. Голубка... ходит вокруг, кивая головой. Еще один мертвый осел, собаки выедают внутренности. Это уже третий, которого я вижу. Наверное, их никогда не закапывают... Настурции прихватил мороз, и большинство их погибло. То же с кабачками и баклажанами: листья их увяли. Ясно и тихо, не слишком холодно, приятное солнце, ветра нет. Айлин видела четырех аистов. Апельсины и др. и даже цветы лимонов нисколько не пострадали от заморозков». И никаких сообщений о том, как праздновали Новый год, что желали друг другу. Это - так называемый «Марокканский дневник» Оруэлла. Будущий автор главной антиутопии ХХ века «1984» находился в Марокко, куда приехал вместе с женой, чтобы немного подлечиться. В 1937 году Оруэлл участвовал в гражданской войне в Испании, скрывался в Барселоне и едва выбрался оттуда живым (за ним следили сотрудники НКВД). «После того, что творилось в Испании в 1936-1939 годах, о слове порядочность в международной политике можно забыть пожалуй навсегда», - весьма дальновидно заметил Оруэлл.
Эрнст Юнгер: немецкая философия посреди ада войны
1942 год. 31 декабря. Кутаис (Краснодарский край). Немецкий офицер и писатель Эрнст Юнгер записывает в дневнике: «Я снова увидел, что чистая радость праздника стала невозможна в эти годы. Генерал Мюллер рассказывал об ужасных позорных акциях безопасности после взятия Киева. Опять вспоминается тоннель с ядовитым газом, куда завозили поезда с евреями. Это слухи, и я записываю их в качестве таковых, но наверняка массовые убийства в огромных количествах возможны... Отвращение охватывает меня тогда перед мундирами, погонами, орденами, оружием, блеск которых я так любил... Я вышел на улицу, где мерцали звезды и зарницами вспыхивали выстрелы. Извечные картины: Большая Медведица, Орион, Вега, Плеяды, туманность Млечного Пути, - что такое люди и наш земной путь перед этим сиянием? Что все наши мимолетные муки?»
Юнгер прожил 102 года и умер в 1996-м. Так же как и Лени Рифеншталь (она прожила 101 год), имел неоднозначную репутацию.
Андрей Нименко: самое заветное новогоднее желание солдата-минометчика
1944. 1 января. Кировоградская наступательная операция. Район Знаменки. Запись во фронтовом дневнике украинского солдата-минометчиков, а в будущем выдающегося скульптора и поэта Андрея Нименко: «Всю новогоднюю ночь - форсированный марш ... Скользкая, как намыленная, дорога уходила из-под ног. От усталости, натруженные длительным маршем, ноги аж гудели... Эх, отдохнуть, хотя бы капельку. Пока идешь, еще ничего, а как остановишься, падаешь тут же, на дороге, и засыпаешь. А когда ракета - знак отбоя, - поднимается вверх, подхватываешься, отрывая примерзшие к снегу полы шинели... Новый 1944 год встречаем за Новой Прагой. В степи, на снегу...»
Через несколько дней: «Чистый снег, выпавший накануне, стал красным. Развороченные немецкие укрытия, до тех пор еще с новогодними искусственными елками... Тепло одетый немец в каске, в очках лежал навзничь в траншее, как кукла, стекла сверкали... Прошли с полкилометра. Вижу, как наши танки начали давить «фрицев». Ух, как противно. Противно смотреть, когда в траках гусениц вязнет мясо (потом видел, как на остановках его виковыривалы вилами танкисты)...
... Я уже видел, что на войне смерть привычна и хоронят быстро, поминают редко. Ни времени, ни души не остается для переживания и печали».
Александр Довженко: московский пленник с думой об Украине
1946. 31 декабря, вечер. Москва. Дневник Александра Довженко: «Кончаеться день и год. Темнеет. Сижу пожилой, уставший, приволокшись с невеселой, недоброй работы, и вместо радости отдыха, новогоднего святого покоя и душевного мира, хочется мне плакать. Живу я в невеселом лишенном мира доме во зле среди грубого и унылого народа. Хочется плакать мне хочется бежать куда-то, кого-то звать, кого-то догонять. Нет, не побегу. Уж мне не бегать. Уже мертв и забыт я, уже меня нет на Украине. Украина, родная моя несчастная земля. Что мне и осталось на свете? Только плач... И воспоминания о тебе и проклятия твоим врагам. Что принесет мне новый следующий год? Все равно. Отпусти бог тебе счастья, родная, дорогая, незабываемая вдова, родина моя... Удачи тебе, земля родная, мать моя».
Довженко находился в Москве, так сказать, под присмотром. Сталин, прочитав в 1943 году отрывки из киноповести «Украина в огне», запретил дальнейшую печать и съемку. Довженко от этого очень страдал. Жить ему оставалось 10 лет, но ничего стоящего он, по сути уже не создаст...
Без Сталина: Когда «оттепель» в разгаре
1958. 31 декабря. Москва. Пятый год без Сталина, продолжается хрущевская «оттепель»... Торжественный и невероятно помпезный концерт в Георгиевском зале Кремля. Ведущие - тогдашние звезды - Руфина Нифонтова и Михаил Казаков. Последний вспоминал, как ему, несмотря на феноменальную память, «с большим трудом едва удалось запомнить строки Роберта Рождественского, которыми открывался праздник: «С Новым годом, страна! С новым счастьем, страна! С новым хлебом, страна! С запасами тысячетонными!..» Столы ломились, тосты следовали за тостами, выступающие словно соревновались друг с другом в пафосе, эйфория была невероятная. 1 января 1959 года власть на Кубе захватит Фидель Кастро, и это тоже будет своеобразным «новогодним подарком» советским руководителям, которые запишут себе очко в «холодной войне» с Западом.
Александр Шмеман: Жизнь уже не бежит, а убегает…
1979. Нью-Йорк. Запись в дневнике русского священника протопресвитера Александра Шмемана: «Последний день года, который промчался, кажется, еще быстрее, чем предыдущие. Праздничные толпы повсюду... А в мире все то же: иранское безумие, советские войска в Афганистане, растерянность здесь, в Америке... Солнечные сравнению теплые дни. Еще один год! Жизнь уже не бежит, а убегает... На следующий день, 1 января 1980: «Ночная служба... А утром то же странное ощущение, которое включает в праздничные дни. Ощущение пустоты...»
Александр Шмеман - известный богослов, проповедник. Большую часть жизни жил в США. Долгое время вел цикл религиозных передач на радио «Свобода».
Михаил Горбачев: утопические мечты накануне падения империи
1989 год. Новогоднее поздравление первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева: «…теперь мы яснее представляем себе цель… Эта цель – гуманный, демократический социализм, общество свободы и социальной справедливости…».
«Гуманного социализма» не получилось, гигантская империя трещала по всем швам и скоро руухнула.
Оксана Забужко: экспрессивное приветствие за океан на переломе веков
2000 год. Украинская писательница Оксана Забужко пишет известному украинско-американскому языковеду Юрию Шевелеву: «Юрий Владимирович, дорогой мой! Вот оно, слава Богу, и кончается, наше веселенькое ХХ-тистолетьице - и кого, как не Вас, прожившего (и выдержавшего!) его, считать, со всеми его красотами (как это Вам удалось - уже дело будущих исследований, и уже, тьфу-тьфу, а не полевых, а лабораторных!), следует прежде всего с этим поздравить?! (Нынешний украинский кошмарчик с «tape-gate»-ом - по-моему, очень достойная нота для финала столетней «симфонии ужаса», которая, в свете такой стройной композиционной логики, отнюдь не кажется какофонической - разве что атональной, ну, так оно и не удивительно...) и так вот советский... ой, sorry, украинский народ «с уверенностью смотрит в будуще»...».
Украину на рубеже веков лихорадило от «кассетного скандала», в России продолжалась российско-чеченская война, в мае состоялась инаугурация нового президента РФ Путина, в Нидерландах не только легализовали проституцию, но и впервые в мире - узаконили однополые браки.
Семен Глузман: ясные мысли одной не слишком веселой новогодней ночью
2014. 31 декабря. Накануне 2015-го, украинский диссидент Семен Глузман пишет: «Мы ропщем. Мы хотим золотого тельца. В конце каждого календарного года мы хотим себе перемен к лучшему. Лучшей работы, лучшей зарплаты. Мы, взрослые, упорно мечтаем, чтобы какой-то очередной Дед Мороз (президент, премьер-министр и т.п.) принес нам волшебный дар счастливой жизни... Словно чашечку кофе. Впрочем, все наши деды-морозы готовят кофе исключительно для себя... Не будет нам счастья. А будет работа. В первую очередь - отнюдь не физический труд мыслить. Трезво мыслить. Учиться быть гражданами…»
