Священнослужитель рассказал ТСН.Тиждень, как едва не стал патриархом Московским, о роли спецслужб в церкви и почему Онуфрий подписал прошение об украинской автокефалии в начале независимости Украины.
Русскую церковь мог возглавить украинец. Более того – даже должен был. Но КГБ и Кремль устроили настоящий заговор. И удивляться этому не стоит. Потому что все священнослужители церкви сотрудничали тогда с Комитетом государственной безопасности.
После того события уже в Киеве патриарх Филарет принял решение о борьбе за собственную, украинскую, независимую церковь. За это в России его назвали раскольником и наложили анафему. Для мирового православия Филарет стал неканоническим. Более 20 лет он боролся за свою цель и в конце концов получил то, что так долго хотел – автокефальную Украинскую православную церковь.
ТСН.Тиждень удалось пообщаться с Филаретом о расколе украинской церкви, ее отношениях с властью и как новообразованная поместная церковь планирует возвращать лавры.
- Как начинается утро патриарха Филарета?
- Утро начинается с молитвы. Я встаю, привожу себя в порядок и молюсь. Затем – завтрак. Если это воскресенье или праздник, то я не завтракаю, а иду на свершение божественной литургии во Владимирском соборе или еду в какое-то другое место по приглашению того или иного архиерея. Потом возвращаюсь, обедаю, а дальше принимаю архиереев, принимаю всех, кто хочет попасть на прием к патриарху. Так и проходит мой день. Потом каждую свободную минуту занимаюсь переводом святых отцов и богослужебных книг со старославянского на украинский.
- Есть у вас любимые блюда?
- Ем, что дают. Знаю, что есть нужно ровно столько, сколько необходимо для жизни. Переедать нельзя, потому что переедание – то болезни. В постные дни пища на столе постная. В скоромные – обычная.
- Мне сказали, что вы никогда не спускались в киевское метро.
- Правда, что метро в Киеве работает с 60-х годов прошлого столетия и я ни разу к нему не спускался. Так сложилось, что не было нужды. За границей в метро я бывал, а в Киеве – нет.
- От легких тем хочу перейти к более серьезным. В 1990 году вы могли возглавить Русскую церковь, стать патриархом Московским, но вас не выбрали. Что тогда помешало?
- Тогда, в Советском Союзе, выбирали ставленников КГБ и политбюро. А оформляли все это через поместный собор, на котором участвовали епископы, представители духовенства, монастырей, духовных учебных заведений и мирян. Они голосовали, но уже знали, за кого надо голосовать. И вот, когда в 1990 году скончался патриарх Пимен (патриарх Московский и всея Руси в 1971-90 гг. – ред.), меня избрали на синоде местоблюстителем. И это избрание было для членов синода и для власти неожиданным. Почему неожиданным – потому что в КГБ уже был избран митрополит Ленинградский Алексий, а тут неожиданно на священном синоде меня избрали местоблюстителем. А тот, кто становился местоблюстителем автоматически становился патриархом Московским и всея Руси. И на соборе архиерейском я почувствовал, что я нежелательное лицо на московском престоле. И случилось так, что меня не выбрали, потому что был уже подготовлен другой. Я спокойно это воспринял, без всякого волнения.
- Вы говорите, что фактически КГБ руководило церковью и именно оно выбрало предстоятеля Алексия?
- Да. Но я мог стать Московским патриархом, если бы я не подписал обращение постоянных членов синода к Горбачеву. Произошло следующее – члены синода узнали через КГБ, что председатель совета по делам религии Харчев хочет их всех исключить из синода, кроме меня. Постоянные члены синода обратились ко мне, чтобы я подписал обращение к Горбачеву об увольнении Харчева. Политбюро не хотело его увольнять, а КГБ наоборот был против него, и это тянулось очень долго. Я подписал, и поскольку обратился весь синод, было уже тяжело на это не реагировать, его сняли. Когда впоследствии я с Харчевым встречался, он спрашивал меня, почему я подписал обращение о его увольнении. Я сказал – подписал потому, что вы нарушаете церковные каноны, а я не могу пойти против церковной традиции. Он тогда мне сказал – мы же готовили вас на патриарха Московского. То есть, политбюро готовило меня, а КГБ – митрополита Алексия. Я мог бы стать патриархом Московским, если бы не подписал обращение. Как мне сказал Харчев, это бы письмо без моей подписи рассматривалось бы как бунт синодалов против патриарха. А поскольку подписи были от всех, тогда рассматривался как общая позиция.
- За времена независимости СБУ пыталась вмешиваться в дела церкви?
- С КГБ имели контакты все без исключения архиереи Московского патриархата. Не было архиерея, который не был бы в контактах с КГБ, потому что сама система была такая, что невозможно было иначе управлять церковью. Для того, чтобы назначить епископа, кандидатуру надо было согласовать с КГБ.
- А не согласиться с решением Бюро невозможно было?
- Если вы выступаете против решения КГБ, то епископа вы поставить можете, но его не зарегистрируют и он не будет иметь епархии. Тогда еще существовала регистрация не только епископов, но и каждого священника. Без регистрации никто не имел права служить. Или вы выполняете требования власти – или вы не будете существовать. С тех пор, как Украина стала независимым государством вмешательства СБУ никакого нет.
- Но ведь вы общаетесь с представителями спецслужб.
- Общаемся. Но ничего не согласовываем. Между КГБ и СБУ колоссальная разница. Тогда мы не могли ничего без решения спецслужб делать, а теперь мы можем делать все, что считаем нужным, даже если это СБУ не нравится.
- После собора, на котором избрали Алексия, вы остались Киевским митрополитом, РПЦ предоставила широкие права этой церкви, но через год вы попросили автокефалию. Чье это было решение?
- Тогда происходила «перестройка» и в нее входило предоставление республикам больших прав. Когда стали говорить про большие права для Украины как республики Советского Союза, тогда я поставил вопрос на соборе, чтобы расширили права и украинской церкви. Чтобы она имела большие права, чем просто экзархат РПЦ. И собор пошел на это, и Украине тогда предоставили статус самостоятельности и независимости в управлении, но в составе РПЦ. 24 августа 1991 года Верховная Рада провозгласила независимость украинского государства, а я был в то время предстоятелем Украинской православной церкви, и я поставил вопрос – нам недостаточно просто иметь самостоятельность в управлении.
- Вы советовались с руководством государства?
- Я с властью это не согласовывал, действовал самостоятельно. Раз Украина стала государством, то должна быть и независимая церковь. В начале ноября 1991 года я созвал собор в Лавре и мы обсуждали вопрос автокефалии украинской церкви. Епископат, миряне, духовенство единодушно согласились с этим решением и даже подписи поставили. Есть подпись об автокефалии украинской церкви и Онуфрия. Я спрашивал, почему тогда все согласились и единодушно поддержали это решение. Мне ответили, что думали, будто я согласовал это с Москвой. Потому что привыкли, что на синоды не выносятся несогласованные с властями вопросы. Мы представили это решение на рассмотрение патриарха Московского и епископата. Но они не согласились и начали противодействовать – заставляли меня оставить Киевскую кафедру. И уже больше 30 лет Москва пытается меня сбросить.
- Относительно «Харьковского собора» (состоялся 27-28 мая 1992 года в Харькове на территории Покровского монастыря под руководством митрополита Харьковского Никодима, на котором было выдвинуто недоверие митрополиту Филарету – ред.) недавно общался с тогдашним президентом Леонидом Кравчуком и он мне пересказал слова на тот момент главы Харьковщины об этом мероприятии. Дословно – «здесь русские собор собрали». Получается, что это Россия расколола украинскую церковь, проведя этот собор?
- Да, это Москва расколола украинскую церковь. Созвал этот собор митрополит Харьковский Никодим. Но он не имел никакого права созывать собор, поскольку это прерогатива предстоятеля – предстоятелем был я. Почему он созвал, потому что этому способствовали спецслужбы. Собор происходил ночью при закрытых дверях, при выключенных телефонах.
- Митрополит Хмельницкий Антоний, который тогда был послушником, рассказал мне, что столько сотрудников КГБ, как на этом соборе, никогда не видел.
- Да, потому что этот собор был созван не только по инициативе Московского патриарха, но и по инициативе московских властей. Поскольку это было только начало становления нашего государства, в СБУ тогда только поменялось название, а люди остались на должностях те же, что в КГБ. Поэтому на просьбы своих товарищей из Москвы наши способствовали собору, а президента Кравчука ввели в заблуждение – сказали, что там не собор, а совещание. А когда на том соборе избрали предстоятеля митрополита Владимира (предстоятель УПЦ МП в 1992-2014 годах – ред.), правительство сделало заявление, что этот собор не признает и президиум ВР приняла решение о непризнании этого собора. Тем не менее, он продолжил существовать и результаты были воплощены в жизнь.
- Кто из президентов Украины наиболее негативно относился к вашей церкви?
- Негативно к нам относился Янукович. Он дал команду по районам переводить приходы Киевского патриархата в Московский. И когда местная власть начала это распоряжение выполнять, мы подняли шум на весь мир и этот процесс остановили.
- Вы разговаривали с Януковичем?
- Да. Он сначала не хотел меня принимать. А потом принимал вместе со Всеукраинским советом церквей, с глазу на глаз меня принимать не хотел. Другие президенты – Кравчук, Кучма, Ющенко, Порошенко – все поддерживали. Кучма сначала не поддерживал, но потом увидел, что наша церковь полезна государству.
- Москва часто расправляется со своими врагами силовыми методами – ликвидирует их. Не боялись вы такой расправы, особенно последние пять лет?
- Я вижу, как Москва неугодных лиц отправляет на тот свет. Как еще Сталин говорил: «Нет человека – нет проблемы». И от меня могли избавиться, как большой своей проблемы. И была такая попытка (УПЦ КП заявляла о покушении на Филарета, совершенное заштатным епископом Севастьяном, который распылил слезоточивый газ в резиденции патриарха - ред.). Но я не боялся.
- С митрополитом Владимиром, видимо, Москва так и сделала – довела его до смерти. Знаю, что вы с ним общались и якобы был такой момент, что вы договорились об объединении. Почему этого не произошло?
- Мы лично не встречались с Владимиром, только на публичных торжественных мероприятиях и Всеукраинском совете церквей. Однако наша церковь начала диалог с его церковью о будущем объединения. Затем Москва узнала и запретила такой диалог.
- Вы фактически построили церковь, из которой образовалась новая Поместная автокефальная церковь, и вы воспитали ее предстоятеля Епифания.
- Я его выдвинул и боролся за его кандидатуру, потому что из всего молодого епископата я вижу его как наиболее достойного быть предстоятелем Украинской православной церкви.
- Киевский патриархат выдвинул кандидатуру Епифания, но на Объединительном соборе свою кандидатуру также выдвинул митрополит Михаил. Вы сказали, если он не снимет свою кандидатуру, вы не распустите Киевский патриархат. Почему он вас послушался?
- Не хотел бы раскрывать всю глубину, но вражеские силы просто воспользовались его желанием быть предстоятелем Украинской церкви. Если бы не те силы, которые его поддержали, то он бы не выдвигал свою кандидатуру. Не хочу называть эти «силы», чтобы не разводить склок, потому что нужно строить единство украинской церкви. Я многим говорю, что сейчас – это победа под Сталинградом, а потом еще будет Курская дуга, Киев, Днепр, еще много боев, а потом уже Берлин.
- Москва, пожалуй, сейчас всеми путями будет пытаться расколоть епископат Поместной церкви, внести раскол изнутри.
- Они хотят, но мы знаем, чего мы не хотим, и будем им противодействовать. Так же, как они хотели рассорить всю Украину изнутри и взять ее голыми руками, а война наоборот объединила. Так и церковь – мы знаем, что Москва сейчас работает над тем, чтобы разделить объединенную украинскую церковь и не допустить присоединения к этой церкви московского епископата, но мы будем противодействовать Москве.
- Как вы относитесь к тому, что президент использует Томос в предвыборной кампании и устроил тур по Украине?
- Не вижу в этом ничего плохого. Заслуги президента Порошенко в получении этого Томоса большие. Президент имеет право демонстрировать свои достижения. И кроме того, нам многие говорят, что документа нет, подписей на нем нет, следовательно мы ездим и показываем, чтобы люди могли воочию все увидеть.
- Какой вы видите свою роль в Поместной церкви?
- Я есть патриарх, был и буду. Сегодня предстоятель Поместной церкви митрополит Епифаний, но я не отказываюсь от участия в развитии Украинской церкви. Я непризнанный патриарх для мирового православия, но для Украины я – патриарх и патриархом я остаюсь.
- Как государство должно вернуть Почаевскую Лавру и Киево-Печерскую Лавру из рук Московского патриархата? Какими методами это можно сделать?
- Насилие мы отбрасываем сразу, только законными методами. Рада приняла механизм, как община может перейти к Украинской православной церкви. Они должны, пользуясь этим законом, собрать братию...
- Не верю, что братия лавры соберется.
- Соберется. Обстоятельства заставят. Если они должны будут перерегистрироваться в Российскую православную церковь, а они не захотят, тогда они не будут иметь права юридического лица. А не будут иметь права юридического лица – лишатся много чего.
- В частности и лавры?
- В частности и ее. Придется. Бог создаст условия, и им придется. И я в это верю и убежден, что это будет. Ибо это святыня украинская и должна принадлежать украинской церкви, а не российской. Кстати, сейчас распространяют неверное название «ПЦУ» - Православная церковь Украины. Правильно – Украинская православная церковь. Мы же не говорим «Православная церковь России» или «Православная церковь Болгарии». Это необходимо исправить.
- Но это же официально.
- Это не официально – это перевод, и перевод неправильный. Надо говорить правильно – Украинская православная церковь.
- Вы сейчас счастливый человек?
- Счастливый, хоть и много приходится терпеть, и грешу немало. Но верю, что Господь настолько милостив, что прощает каждого, кто обращается к нему с покаянием.
- Где вы читаете или смотрите новости?
- Телевизор не смотрю уже лет 20. Но за новостями слежу. Мне приносят информационные листки с нашей службы. Интернетом не пользуюсь, потому что времени свободного не имею. Каждая свободная минута уходит на переводы.
