Когда нужно рассказать
Военные психологи говорят – не нужно относиться к военным, которые вернулись с фронта, как к больным людям. Не нужно требовать от них, чтобы они стали прежними. Скорее всего, этого не будет. Человек, видевший войну, выживающий в условиях фронта, имеет уникальный багаж знаний и навыков. Правда, их сложно применить в повседневной жизни. Командир, привыкший, что его распоряжения выполняются молниеносно, будет требовать такой же исполнительности от своей жены и детей. На фронте минута промедления может стоить жизни, в мирной жизни чрезмерная строгость, скорее, вызовет конфликты. Именно поэтому так важно направить изменения характера бойца в нужное русло.
«Проблема в том, что и бойцы, и их семьи часто не понимают, что такое психологическая травма. Близкие не умеют правильно общаться с бойцом, чем могут спровоцировать, например, всплески агрессии, – рассказывает Александра Тарасова, волонтер и жена военнослужащего. – Если человек замкнулся, то многие считают это нормальной реакцией после возвращения с войны, хотя это, зачастую, является признаками поражения психики вследствие травмы». Она добавляет, что такие проявления, как вспышки агрессии, резкие смены настроения, нарушение сна, аппетита, постоянные флешбеки – возвращение памяти к ситуациям на фронте – повод обратиться к психологам.
Если же стараться самостоятельно пережить стресс, то последствия могут быть плачевными. За время проведения АТО, по данным Минобороны, с собой покончили 544 человека. Реальная статистика по количеству демобилизованных, наложивших на себя руки, неизвестна. Екатерина Проноза, психолог Центра травмотерапии «Возвращение» ОО «Украинская ассоциация специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий» для сравнения приводит американскую статистику.
По состоянию на 2010 год число самоубийств среди военнослужащих США было больше, чем количество погибших американских военных в Афганистане или в Ираке. «При этом около 70% суицидальных действий связаны с проблемами межличностных отношений военнослужащих с окружающими после возвращения из зоны боевых действий», – говорит психолог. Официальная статистика Минобороны говорит, что с марта 2014 года по январь 2016 года в ВСУ было зарегистрировано 212 случае самоубийств – 7,2% в структуре безвозвратных потерь.
«Анализ причин суицидальных попыток, согласно материалам главного психиатра МО Украины показывает, что 50% относится к конфликтам связанных со сферой служебной деятельности, семейными проблемами и сложностью адаптации; 30% связаны с неуставными отношениями; 20% связаны с наличием у военнослужащих психических расстройств», – отмечает Екатерина Проноза.
Волонтеры говорят, какими бы ни были цифры, без развития в стране психологической помощи все могло быть хуже. «За последние несколько лет многие уже стали обращаться к психологу. Наверное, цифры по суицидам и криминальным производствам были бы хуже, если бы не обращались. Мой муж проходил такое лечение в одной из больниц. С ним там было немало ребят из АТО», – отмечает Тарасова.
Проблемы системности
Интуитивные оценки качества медпомощи пока еще нельзя перевести в конкретную сравнительную характеристику по регионам страны. «Кабмин дал распоряжение Минсоцполитики решить проблему, и с ней борются в основном на бумаге. Другой вопрос — общественные организации. Они работают более профессионально, но масштабы не радуют. До городков и поселков не доходят никакие мероприятия. И системности нет», – комментирует ситуацию военный психолог Андрей Козинчук.
Не скрывает проблемы с системной работой и Вадим Свириденко, уполномоченный президента по делам ветеранов. Хотя сам принцип работы службы психиатрической помощи уже понятен. «В городах создаются кабинеты психологов. Человек должен прийти к психологу, тот должен оценить его состояние. По необходимости направить в реабилитационный центр до стабилизации состояния», – поясняет он.
Есть разница в доступе к психологической помощи у жителей городов и сёл. В сельской местности ситуация с психологической реабилитацией сложнее.
Пока в соответствии с указом президента при каждом облсовете должны создать координационный центр помощи ветеранам АТО. Там предполагается оказание как юридической, так и психологической помощи. Также предусмотрено создание областного реабилитационного центра. Примерные учреждения работают в Днепре, Львове. Но не все регионы могу похвастаться такими достижениями.
«Есть регионы, где хуже ситуация. В целом, примерно 70% областей Украины охвачены (более-менее системной психологической помощью – Фокус), над 30% надо поработать», - делится Свириденко.
Сегодня государство разделяет виды психологической помощи: для тех, кто находится на ротации (декомпрессия) и для тех, кто демобилизовался. Отличия их в том, что в случае реабилитации действующего военнослужащего основной задачей является отдых бойца в кругу семьи, но под присмотром психолога. Такого рода психологическая помощь должна быть во всех родах войск. Но пока в Украине есть всего несколько центров оказания такой терапии – во Львовской и Одесской области. Единовременно они могут принять до 400 человек.
«Все туда попасть не могут, да всем и не нужно. Кто-то хочет побыстрее домой. Проходят военных психологов, специалисты смотрят на его состояние бойца и принимают решение. Заезд продолжается до 20 дней. Дальше они возвращаются на службу», – рассказывает Вадим Свириденко о том, как сегодня проходит отбор бойцов для прохождения декомпрессии.
Расслабиться – не всегда вариант
Для тех же, кто вышел из зоны боевых действий нужна консультация психолога и фактическая оценка, тестирование состояния психического здоровья и потом двухнедельная реабилитация в санатории индивидуально или с семьей. Такой алгоритм должен быть обязательным, но если боец не хочет проходить такое восстановление, то удержать его там силой невозможно.
После демобилизации государство предлагает бывшему военному несколько вариантов помощи: курсы обучения или повышения квалификации, выплата пособия по безработице до полугода или же сумму примерно в 30 тыс. гривен для того, чтобы открыть свое дело. Нередко бойцы, которые приходят с войны предпочитали немного отдохнуть и только потом заниматься устройством на работу (если только рабочее место не сохранилось за ним после службы в армии).
«Не всегда человек хочет заниматься бизнесом, он хочет отдохнуть. Именно в этот период, когда человек расслабился и у него полностью изменилась окружающая обстановка с боевой на мирную, чаще всего начинаются первые симптомы и физических, и психологических проблем», – говорит Александра Тарасова.
По ее словам, случается и отсутствие контакта с семьей из-за изменений, случившихся с человеком в ходе войны. Это вызывает раздражение у ветерана, что иногда приводит к пристрастию к алкоголю, наркотикам. «Поддержка и правильная реакция близких, семьи и друзей могут выровнять ситуацию и помочь пережить трансформироваться из воина в ветерана», – отмечает Тарасова.
Вернуться к мирной жизни непросто. Об этом рассказывает Роман Набожняк, в прошлом солдат-разведчик, а теперь основатель бренда Veterano Brownie.
«Возвращение — это всегда процесс, и я все еще в этом процессе. Сразу после демобилизации, конечно, мирная жизнь была другой. Был и сон с включенным светом, и ночные кошмары — это часть процесса», – говорит Роман. На этом пути был и первичный медосмотр, работа с психологом — дела первой необходимости. Была и поездка в Непал с женой без обратных билетов, где, собственно, и родилась идея семейного бизнеса.
На вопрос, чем стало для Романа открытие своего бизнеса — своего рода реабилитацией или просто реализацией желания открыть бизнес – он отвечает встречным вопросом: «Стоит ли говорить об адаптации ветеранов, пока страна находится в состоянии войны? Мы не можем окончательно «идти на реабилитацию».
Основатель кондитерского бизнеса говорит, что опыт войны молниеносно отсекает из жизни людей, исповедующих другие ценности, и дела, которые уже неинтересны — слишком остро ощущается ценность жить и дышать. «И создавать, – продолжает Роман. Наш бизнес Veterano Brownie родился как желание создавать, делать вопреки разрушению и отчаянию, которые несет война. И конечно — адаптироваться к себе новому, новому мирному миру, поддержать своих и быть частью сообщества нового типа — ветеранского комьюнити».
Судьба тех, с кем служил Роман, складывается по-разному. Кто-то имел бизнес до войны, после демобилизации полностью погрузился в работу. «Трудотерапия и ощущение себя нужным дают необходимый фундамент под ногами», – поясняет Роман. Есть и те, кто вернулся на контрактную службу.
Что дальше?
Волонтеры и психологи говорят, что сегодня есть прогресс в создании качественной службы адаптации и реабилитации военнослужащих. «На момент начала боевых действий в Вооруженных силах Украины насчитывалось 80 психологов, из них 40 должностей были укомплектованы военнослужащими», – вспоминает Екатерина Проноза. Тогда активизировались общественные организации – по состоянию на конец 2017 года зарегистрировано 696 центров психиатрической помощи. Сейчас, как и во всём мире, такие организации должны оказывать вспомогательную функцию, закрывая те участки, где Минобороны еще не справляется.
Но далеко не все вопросы решены. Нужны документы, регулирующие процесс ротации, прохождения реабилитации, нужно создать чёткий механизм координации между психологами и Минсоцполитики. Нужно обеспечить документальную базу, чтобы рационально использовать бюджетные деньги на реабилитацию. В 2018 году на это выделили 109 млн грн. Возможно, ситуацию сможет исправить Министерство по делам ветеранов, которое планируют создать уже этой осенью. Там должны будут решаться все вопросы ветеранов. Такая себе консолидация. Правда, пока непонятно, будет это ведомство работать по стандартам НАТО или это окажется очередным рассадником бюрократии.
Абсолютно ясно одно: война – состояние противоестественное для человека. И если на передовой боец держится за счёт постоянного выброса адреналина, то в мирной жизни его отсутствие в крови может вызывать физическую ломку. Если к этому добавить сложности в общении с близкими, беспокойство и непонимание, как можно радоваться жизни «здесь», когда «там» идет война, то вырисовывается состояние неразрешимой проблемы. Психологи говорят, что решение покончить жизнь самоубийством возникает у человека как единственно возможный вариант решить нерешаемую проблему. И неважно, атошник он, госслужащий, безработный, студент или успешный бизнесмен. Весь вопрос в том, окажется ли кто-то рядом, чтобы помочь.
