У поляков и украинцев многовековая общая история. Самый противоречивый период в польско-украинских отношениях — это почти вся первая половина XX века. И поляки, и украинцы не были готовы к компромиссу, поскольку яблоком раздора стали одни и те же территории — Восточная Галичина, Волынь и Подляшье. После краха СССР и социалистической системы начался процесс переосмысления, предпринимались попытки достичь примирения, создания коллективной памяти. Но очень трудно было добиться принципов паритетности в диалоге, скорее напоминавшем монолог…
«Националисты не хотят диалога, потому что они питаются ненавистью. Эта ненависть часто обоснована их трагическим опытом. Однако нужно уметь переступить порог собственной памяти, надо суметь увидеть брата во вчерашнем враге. Только таким образом можно построить лучшее будущее», — писал главный редактор «Газеты Выборчей» Адам Михник. Сложно не согласиться с известным польским интеллектуалом. Итак, представляем на суд читателей нашей газеты два взгляда на польско-украинские отношения в контексте тяжелых и трагических страниц прошлого.
Диалог украинцев и поляков о прошлом необходимо интенсифицировать. Этого требует значительный общественный интерес наших государств, в частности потребность в более эффективной борьбе с российскими историческими манипуляциями. Драматические события, длящиеся в Украине уже два года — революция в защиту демократии и политики европейской интеграции, агрессия России, — сделали наглядным большое значение рефлексии об истории для текущей политики. Разное видение истории, распространяемое, с одной стороны, Владимиром Путиным и кремлевской пропагандой, а с другой — политическими и интеллектуальными элитами Украины, усиливает антагонизм между украинцами и россиянами, а также влияет на ход дискуссий о прошлом Европы и политику в отношении России в целом. К тому же российско-украинские исторические споры имеют отношение и к образу Польши, поляков и польской истории, а значит, оказывают влияние на политический дискурс нашего государства.
Инструментализация истории
Путин и его пропаганда манипулируют историей, чтобы оправдать агрессию против Украины и плохое состояние отношений РФ с Западом, а также и само существование авторитарной системы. В Кремле, в частности, релятивизируют коммунистический тоталитаризм, а его внешнюю политику представляют без учета преступного характера советского государства и сравнивают с действиями других европейских стран, например Польши. Критический взгляд на СССР однозначно считается проявлением русофобии или «кощунством». А традицию украинской национальной самоидентификации и борьбы за свое государство в России подвергают обструкции. Пропаганда, цель которой — вдолбить в сознание россиян (а в определенной мере — и граждан стран ЕС) убежденность, что радикальный национализм, ответственный за массовые преступления, был характерен для украинского национального движения в целом, — направленно продвигает дефиницию «бандеровцы». Путин публично говорит, что украинцы и русские на самом деле являются одной нацией. В своей политике он опирается как на «общерусскую» идеологию (основу политики имперской России), так и на советские лозунги о «братских народах», имеющих общее прошлое. Пропаганда использует даже идеологию «черной сотни» — движения российских националистов, распространенного в империи перед Первой мировой войной. В интерпретации «черносотенцев», культурные и «диалектические» отличия малороссов от россиян sensu stricto (в «узком смысле») возникли в результате польской политики, направленной на то, чтобы разрушить национальное и религиозное единство Руси. Экзистенциальные опасения украинского общества, вызванные действиями России, в частности тем, что государственность и даже самоидентификация находятся в опасности, способствуют консолидации украинцев вокруг видения истории, укоренившегося в западной части страны. Благодаря хлестким лозунгам и антироссийской направленности, это видение кажется наиболее простым для восприятия и массовой пропаганды. Оно безоглядно критикует СССР, не отличаясь от видения польского общества. И, одновременно, идеализирует Организацию украинских националистов — радикалов, использующих терроризм как метод политической борьбы. И еще — односторонне героизирует националистическое партизанское движение — УПА, которое, борясь за оправданную цель — независимость Украины, прибегало к преступным методам: этническим чисткам, имевшим все признаки преступления геноцида, согласно принятой уже после войны конвенции ООН. То же видение карикатурно изображает давнюю историю Украины — подчеркивая, прежде всего, деятельность узкой группы, имевшей национальную идентичность, и минимизируя или даже осуждая вклад, сделанный в развитие украинских земель и всей нации местными элитами с польским или российским национальным самосознанием, как и евреев. С другим вариантом влияния истории на политику имеем дело в Польше. Некоторые, к счастью немногочисленные, интеллектуалы, участвующие в политических дебатах, оправдывают оккупацию Крыма и части Донбасса — то ли принимая кремлевскую аргументацию, которая отождествляет российскую и украинскую идентичность (руськость), то ли пренебрегая значением международного права и моральных норм в политике. Другие, в свою очередь, проецируют понимание польскости, известное с ХХ в., на прошлые эпохи. Это мешает понять отношение литовцев, белорусов и украинцев, то есть наций — также наследников Речи Посполитой, к польскому присутствию на их землях. А значит, вызывает напряженность в наших отношениях с элитами этих наций. Впрочем, самое опасное — ставить политическую поддержку Украины, особенно во время агрессии России, в зависимость от осуждения Киевом наследия ОУН и УПА, а также от признания вины за Волынскую резню. Участники политических дебатов, выдвигающие такие требования, не понимают или не хотят понимать, что популярность ОУН и УПА практически не связана с сознательным оправданием преступлений, совершенных этими организациями. В том числе наибольшего, то есть акции организованных убийств польского населения — жителей юго-восточных воеводств межвоенной Польши: современных Волыни и Галичины. Культ ОУН и УПА возникает, скорее потому, что эти формирования представляют собой наиболее приближенную во времени и наиболее радикальную традицию борьбы за независимость и символизируют сопротивление советизации. В некоторой степени культ УПА является также реакцией на путинскую пропаганду, результатом пробелов в историческом знании молодых украинцев и проявлением их экзальтированного патриотизма. Еще одной проблемой есть то, что интерес к истории и знания поляков в этой области, и в целом к событиям на Востоке, — непрерывно ослабевают. Большинство журналистов либо не понимают контекста украинских дебатов об истории, в частности об УПА, либо же не в состоянии противостоять давлению владельцев СМИ на журналистов, требующих упрощения и примитивизации информации в медиа. А значит, по их мнению, подписанные президентом Порошенко «декоммунизационные законы» привели к правовому признанию «убийц поляков героями Украины». И это на самом деле дезинформирует общественное мнение. Однако поданный таким образом образ Украины (с героизацией УПА на первом плане) влияет на позицию польского общества в отношении нее. И, в свою очередь, ослабляет волю политических элит проводить активную политику в отношении Украины. Тем более что два предыдущих президента — Лех Качиньский и Бронислав Коморовский, которые постоянно поддерживали Украину, потеряли немалые политические дивиденды в самой Польше, когда в Киеве принимались правовые акты, глорифицирующие ОУН, УПА и их руководителей.
Диалог: возможности и рецепты
Что мы можем сделать в этой ситуации? Приоритетом должна стать огромная симпатия украинцев к полякам, которая особенно проявилась в последние два года, и значительная поддержка Польшей Украины. Польско-украинские дебаты о прошлом должны стать на новые рельсы. Наши дискуссии следует сосредоточить в определенных аксиологических и методологических рамках, а польско-украинскому диалогу о прошлом необходимо предоставить большую материальную поддержку, в том числе на уровне институций. Даже частичная гармонизация взглядов польских и украинских элит в отношении прошлого будет способствовать сотрудничеству обеих стран и вместе с тем поможет бороться с антиукраинской и антипольской пропагандой Кремля в интеллектуальной среде России и Запада. Наиболее острой является проблема Волынской резни. Поляки должны понимать, что в ближайшее время Украина, которая борется с российской агрессией, не отступит кардинально от героизации УПА — подполья, которое много лет оказывало отчаянное сопротивление советам. Отношение iunctim между Волынью и делом помощи Украине в 2015 г. должно быть осуждено. Никто же в Польше не трактует Уманскую резню 1768 г. или действия гайдамаков или казаков как препятствие развитию отношений между обеими нациями. И не использует эти факты для дискредитации украинской идеи независимости. Тем временем украинские политики и интеллектуалы должны перестать легкомысленно относиться к событиям на Волыни, а также, наконец, увидеть правовые, политические и моральные последствия взятия ответственности украинским государством за действия ОУП и УПА. Организованное уничтожение почти 100 тысяч польского гражданского населения Волыни и Галичины нельзя релятивизировать. А так, вообще, отрицается ответственность УПА за это преступление или же распространяется убеждение, что волна жестоких убийств началась спонтанно и носила обоюдный характер. Не принимается к сведению, что убийства украинцев совершены некоторыми отрядами польского подполья, в основном солдатами, которые хотели отомстить за смерть близких. И были совершены не по приказу, как в случае с УПА, а вопреки им. Что в результате привело к несравненно меньшим жертвам. Наконец, релятивизацией является само название «Волынская трагедия», намекающее, что якобы акция УПА была каким-то «допуском Божьим», в связи с чем требуется признание вины обеими сторонами. В частности позиция, которую неофициально можно услышать в Украине довольно часто, что у «всех народов есть какие-то грешки на совести и все пытаются их скрывать», является призывом к манипулированию историей, что концептуально не отличается от отношения Кремля к преступлениям Советов. Решению проблемы не способствуют также попытки приписать большевикам инспирацию резни, — эта гипотеза не имеет никакого подтверждения в известных исследователям источниках. Не вызывает сомнений, что чем больше украинские элиты будут откладывать критический расчет с УПА, тем больше российская пропаганда будет использовать тему Волынской резни, а польские круги, неблагосклонные к идее сотрудничества Польши и Украины, — непризнание преступления Украиной в политической агитации. Весьма желательной была бы переоценка общего взгляда на историю польско-российских и, позже, польско-украинских отношений. Здесь речь идет отнюдь не о гармонизации видения истории, — ведь мы не живем в райской, обманчивой стране, — а о более взвешенном ее описании. Это уже произошло в польско-немецких отношениях, и к этому нужно стремиться полякам и украинцам. В Украине и дальше доминирует дремучий образ «давней Польши», систематически распространяемый — по разным причинам — историками царской России, а потом — большевиками и представителями украинского национального движения. Наконец, сам охват земель современной Украины западной цивилизацией, а значит политической и правовой культурой, с помощью польской культуры и языка создал украинскую нацию такой, какой она в значительной степени является сегодня. Именно демократия давней Польши с ее механизмами, которые предотвращали узурпацию власти — конфедерацией, рокошем, правом «de non praestanda oboedientia», — формировали политическую культуру украинцев. Без знания о прошлом невозможно понять феномен Майдана и все другие черты, ментально отличающие украинцев от россиян. Без этого знания намного сложнее противостоять тезисам российской пропаганды. Майдан с его жертвами — украинцами разного этнического происхождения — и фактическая потеря возможности реализации суверенитета над Крымом и Донбассом могут облегчить украинцам понимание польских чувств в отношении полиэтничных «Крессов». (Но ни один поляк в здравом уме не будет выдвигать территориальные претензии к соседям, а также отрицать существование политического консенсуса о необходимости возвращения Крыма и Донбасса под власть Украины). При этом создание на наших глазах украинской политической нации, которая состоит из разных народов, будет способствовать пониманию истории Речи Посполитой и смысла конструирования исторического нарратива, принимающего за основу категорию государства и нации (не народа!) Чтобы это произошло, поляки должны решительно избегать любого пренебрежительного, снисходительного отношения к украинцам, — оно вызывает психологически понятный рефлекс отрицания польской позиции.
Контрпродуктивной для диалога обоих народов о прошлом является и тенденция одностороннего присваивания наследия Речи Посполитой и безрефлексивного проецирования категории польскости в варианте, известном из периода после Второй мировой войны, на прошлые эпохи. Продуктивности диалогу добавила бы дискуссия о ценностях, которые исповедуют оба народа и которые должны лечь в основу оценок прошлого. Нам необходимы действия в сфере практической политики — увеличение количества стипендий и грантов на исследование истории, издание исторических источников или переводов важных исторических работ на трех языках региона: польском, украинском и русском. Это должно способствовать популяризации истории, в частности среди молодежи, — выставки, конкурсы, исторические образовательные проекты и современные мультимедийные музеи. Можно также подготовить вспомогательные материалы для изучения истории в школах с текстами, написанными совместно польскими и украинскими учеными. Реализация этих планов облегчила бы создание в Киеве Польского исторического института, который бы работал наподобие варшавского Немецкого исторического института. Сейчас немцы рассматривают возможность открытия такого учреждения в Киеве. Прежде всего, это должна сделать Польша, у которой большие финансовые возможности. Политически было бы все же очень желательно, чтобы Украина приняла значительное участие в этом проекте, после того как решит свои военные и бюджетные проблемы.
В 2019 г. мы отметим 450-ю годовщину Люблинской унии — важного исторического события, которое будет способствовать, по моему мнению, политической поддержке предложенных действий и мер. Уния — независимо от ошибок, сделанных впоследствии, в рамках ее имплементации, польскими и украинскими элитами, — символизировала распространение на Восточную Европу, которой угрожал экспансионизм Московии, и в некоторой степени — также турок и татар, зоны политической и экономической стабильности. Зоны, исключительной на фоне Европы религиозной толерантности и демократической правовой культуры, опиравшейся на римское право. Близкая годовщина Унии может послужить толчком к подготовке Польшей, Украиной и другими государствами — наследниками Речи Посполитой — мероприятий для распространения в России и на Западе другого образа истории Центральной и Восточной Европы. Она может быть использована для интенсификации диалога также с российским обществом и для борьбы с мифами и пропагандой, которая сеет ложь и бьет по интересам поляков, украинцев и, косвенно, самих россиян.
