Боевые действия на Донбассе круто изменили положение дел в угольной промышленности. Из страны, способной экспортировать уголь, Украина превратилась в государство, вынужденное закупать его. А это огромный вызов для энергетической системы, перестроить структуру которой в один момент невозможно. И прошлогодний опыт с веерными отключениями электроэнергии – яркое тому подтверждение.
О том, с какими запасами угля Украина идет в новый осенне-зимний период, в состоянии ли Министерство энергетики диктовать сегодня свои условия на рынке закупки, удалось ли решить проблемы, возникшие в результате боев на Донбассе и о много другом ForUm беседовал с первым заместителем председателя Независимого профсоюза горняков Украины Анатолием Акимочкиным.
- Анатолий Викторович, как складывается сегодня ситуация в угольной промышленности Украины?
- Заявляя о реформировании отрасли, государство почему-то ничего не делает в этом направлении. Соответственно идет ее стагнация, медленное умирание шахт. Денег не выделяют ни на их развитие, ни на техническое переоснащение, ни на капитальное строительство. На шахтах, которые в свое время были приватизированы, переданы в аренду или взяты в концессию, к сожалению, тоже сегодня возникают серьезные проблемы.
- А с какими запасами угля мы идем в зиму? И главное, хватит ли их, что бы пережить холода без отключений электроэнергии?
- За год так и не удалось решить проблемы, возникшие в результате боевых действий на Донбассе. Сложность в том, что на подконтрольной Украине территории добывается исключительно энергетическая группа углей. Шахты же, на которых идет добыча антрацитовых, сегодня все в управлении так называемых ДНР и ЛНР. А у нас из четырнадцати тепловых электростанций половина работает как раз на этой группе.
До первого ноября на складах ТЭС должно быть накоплено 2 миллиона 792 тысяч тонн угля. Но вложиться в эти нормы достаточно сложно. Для этого нам нужно, что бы ежедневно туда поступало не семьдесят семь тысяч тонн, как сейчас, а хотя бы девяносто.
К тому же, учитывая опыт прошлых лет, могу сказать, что объем, который запланировали накопить до начала следующего месяца, маловат. Чтобы безоблачно пройти зиму, на складах должно быть хотя бы 3,5 – 4 млн тонн угля. Однако шахты работают сегодня в обычном (не усиленном) режиме, и собственными силами нарастить эти поставки мы не можем.
В самопровозглашенной ДНР же опять отказались продавать нам уголь, так как их не устраивает цена. Хотя она на уровне той, по которой он продается нашими госшахтами. Поэтому мы вынуждены сейчас искать другие варианты закупок антрацитов. К примеру, покупать их у Южно-Африканской Республики или той же России. Часть угля из ЮАР, кстати, уже начала поступать. Буквально недавно в Ильичевск пришел первый корабль с грузом в 65 тысяч тонн.
Но самое парадоксальное, наверное, то, что вопросы сегодня возникают и по газовой (энергетической) группе углей. Несмотря на то, что основная часть шахт, оставшихся на подконтрольной нам территории, добывает именно эти марки угля, его тоже не хватает на складах. И это уже напрямую связанно с недофинансированием государственных угледобывающих предприятий. Денег порой не выделяют даже на очистной фронт работ. То есть подготовить новые лавы для добычи угля к работе иногда просто не за что.
Собственно, наглядный пример сложившейся ситуации - шахта им. А. Г. Стаханова, из базовой лавы которой добывалось от тысячи до полутора тысяч тонн угля. В июле месяце на ней случилась авария, был пожар. Денег на ее восстановление так и не выделили, и она не работает. Средств там нет даже на то, что бы заправить автобус и привезти шахтеров на работу. И подобная ситуация сложилась на многих государственных шахтах.
Не все гладко и на предприятиях, находящихся в частном управлении. То же ПАО «ДТЭК Павлоградуголь» вроде бы и работает, но почему-то угли оттуда не поставляются на склады ТЭС. В ООО «ДТЭК Добропольеуголь» сокращают рабочую неделю и соответственно уменьшают объемы добычи угля. У энергохолдинга, в который входит эта шахта, давно уже идут споры с профильным министерством относительно цены на уголь, заложенной в тариф на производство электроэнергии тепловыми станциями. В компании считают, что она должна быть выше, а в Минэнергоуголь с этим не согласны. В итоге ДТЭК отказался покупать уголь для своих ТЭС на госшахтах и задолжал за те его объемы, которые были поставлены ранее. Заявляя при этом, что государство не рассчиталось за электроэнергию, которую в свое время поставляла ему компания. Но здесь тоже нужно разбираться, кто им на самом деле должен. Ведь электроэнергия идет и на неподконтрольные Украине территории Донбасса. Может быть, оттуда не поступают деньги?
Так что все очень переплетено, и действительно есть серьезная проблема с углем. А ведь до 2014 года мы не то, что не покупали его, а еще и экспортировали порядка 6–7 млн тонн антрацита.
- Вы сказали о том, что руководство так называемой ДНР не устраивает цена, по которой Украина готова покупать у них уголь. А в каком мы сейчас положении? Может ли наше государство позволить себе диктовать условия и называть цену?
- Мне кажется, что той стороне нужно не диктовать свои условия, а мыслить несколько иными категориями. Следует понимать, что вся территория Украины, в том числе, не контролируемая часть Донбасса, – это единая энергосистема, работающая в одной цепочке. В так называемой ДНР сегодня остаются две электростанции: Зуевская и Старобешевская. Электроэнергия со второй из них поступает в Мариуполь, в то время, как Кураховская ТЭС, находящаяся под контролем украинских военных, снабжает электричеством г.Донецк. То есть, несмотря на боевые действия, все тесно взаимосвязано между собой. И в случае, если эта цепочка будет разорвана, проблемы будут у всех. Что такое зима и веерные отключения электроэнергии почувствуют, в том числе и люди, которые остаются на тех территориях.
У Украины же есть возможность компенсировать поставки угля, который отказываются продавать в самопровозглашенной ДНР. Хотя заплатить за него нам конечно придется несколько дороже. А вообще я считаю, что лучше покупать его там, где нет сомнений, что с приходом зимы не наступят какие-то перебои с поставками. Когда подписывается договор и стороны четко следуют его положениям.
- То, есть, на Ваш взгляд, вариант «дороже, но со стопроцентной гарантией поставки» более надежен?
- Безусловно. К тому же, тот же уголь из ЮАР нам сейчас не так дорого обходится, как в прошлом году, когда он стоил свыше ста долларов за тонну. К примеру, Дарницкая ТЭЦ (ТЭЦ-4 в г.Киев. – Ред.) в процессе подготовки к этой зиме закупила его там, с учетом транспортировки из порта, где-то по 1 500 грн за тонну.
- А почему в прошлом году цена была намного выше? И известно ли Вам, чем закончились разбирательства по этому делу?
- Этим занималась Генеральная прокуратура, которую на тот момент возглавлял Виталий Ярема. И, наверное, данный вопрос все-таки лучше адресовать данному ведомству.
Потому что шуму вокруг завышенной цены на уголь из ЮАР и его качества действительно было много. Тем не менее, как обычно и бывает у нас в стране, все постепенно затихло. Может, кому-то этот шум был выгоден, не знаю. Но никто не понес тогда никакой ответственности, все на свободе, а цена на уголь стала более приемлемой.
- Скажите, а чем можно объяснить парадокс, заключающийся в том, что государственные шахты постоянно называют убыточными, в то время как нелегальная добыча угля – весьма прибыльное дело? И что должно сделать государство, что бы вывести угольную промышленность на новый уровень развития?
- Налоговое бремя, которое приходится на законные предприятия угольной промышленности, достаточно большое. А те, кто занимается нелегальной добычей угля, под которой чаще всего подразумевают работу в копанках, налогов вообще не платят. Кроме того, они не тратят каких-то дополнительных средств на оборудование. Глубина этих копанок, в отличие от шахт, всего 10-30 метров. Так что для добычи угля там достаточно воздушного компрессора и отбойных молотков. Соответственно затраты на такую добычу минимальные.
На шахтах же огромные деньги тратят на поддержание горных выработок, электроэнергию, материалы и т.д. Там работают очень энергозатратные машины и механизмы. Некоторые из них приходится опускать на огромную глубину, ведь шахты достаточно старые. Вот и выходит, что себестоимость угля легальной добычи очень высокая, а сами предприятия неприбыльные.
И что бы изменить такое положение дел, нужно подходить стратегически к реформированию отрасли в целом. На мой взгляд, те шахты, на которых уже отработан запас угля или его осталось очень мало, необходимо передавать в реструктуризацию, закрывать. На остальных же нужно провести инвентаризацию, после чего просчитать, сколько денег необходимо вложить в их развитие. И, что не менее важно - определить, где их брать. Поскольку, к примеру, концепцию реформирования угольной промышленности, предложенную профильным министерством, правительство принимать отказалось как раз потому, что нею предусматривалось за пять лет вложить в отрасль порядка двадцати семи млрд гривень, около двенадцати из которых просили выделить из госбюджета. Хотя, для соотношения цифр, наверное, будет уместно добавить, что на покупку угля за полгода было потрачено порядка двадцати млрд гривень.
- И какова же должна быть доля помощи отрасли угольной промышленности со стороны государства, на Ваш взгляд?
- Для, начала необходимо выделять ресурс на развитие шахт, капитальное строительство новых и реконструкцию старых. Кроме того, государство должно покрывать финансовую разницу между себестоимостью добычи угля и установленной на него сегодня ценой. Это необходимо для того, чтобы не повышались цены на электроэнергию, продукцию металлургической отрасли и т.д. Подобным образом поступали во всем мире.
Очевидно, что наши шахты вряд ли когда-то будут прибыльными. Но, если мы сегодня думаем об энергонезависимости страны, то должны идти на эти затраты. Надеяться на то, что Россия будет поставлять нам уголь или кто-то еще мы не можем. А потребность в нем никуда не исчезнет. Поскольку тепловая энергетика тесно связанна с атомной и гидроэнергетикой. В первой из них ТЭС играют роль некого оперативного регулятора, без которого эта энергосистема не сможет существовать. И изменить это в ближайший год не выйдет. Точно так же, как и переоборудовать котлы семи электростанций, работающих на антрацитах. На это нужно время и деньги. И даже, если и говорят, что это будет сделано в ближайшее время, то это неправда.
- Не так давно началась подготовка украино-австралийского проекта по газификации угля. Но еще в прошлом году в Минэнерго заявляли о том, что это направление неперспективно. В итоге в марте 2014 года был отменен даже тендер на проектирование завода по газификации. Так все же, насколько перспективен этот подход?
- Теория о подземной газификации угля существует уже давно. И подобные проекты разрабатывались еще при Советском Союзе. Но я не помню ни одной целостной программы по этому направлению. Да, эту идею неоднократно пытались реализовать, но в конечном итоге всегда отходили от нее. Конечно, она имеет право на существование. Но, с другой стороны, у нас сейчас даже на складах ТЭС не хватает угля.
К тому же Украина добывает газ и традиционным способом. В год мы получаем на поверхность от 19 до 21 млрд кубометров. Можно ведь там нарастить добычу. Это даже проще. Тот газ сразу готов к использованию, чего, вероятно не скажешь о газифицированном угле, раз от этой идеи постоянно отказываются. Наверное, еще не все проработано на сегодняшний день в этом направлении. И нужно обращаться все же за разъяснениями к специалистам.
А из шахт, кстати, мы и так добываем метан параллельно с углем. И объемы этой добычи немалые.
- А как Вы оцениваете курс на приватизацию всех государственных шахт?
- В данном случае нужно учитывать непростую экономическую ситуацию в стране, а так же то, что многие шахты находятся практически на линии огня. Найдутся ли инвесторы, готовые отдать деньги за эти предприятия – большой вопрос. К примеру, те же шахты государственных предприятий «Первомайскуголь», «Лисичанскуголь», «Дзержинскуголь» расположены вблизи неподконтрольных территорий Донбасса. И быть уверенным в том, что конфликт не распространится дальше, и они не пострадают в результате боевых действий, на сто процентов не может никто.
Более того, лучшие шахты, на которых при определенных финансовых вливаниях можно было достигнуть большого объема работ, уже давно купили (еще во время приватизационной кампании 2004-го года). В частности это ПАО «ДТЭК Павлоградуголь», ПАО «Шахтоуправление «Покровское»», ОАО «Шахта «Комсомолец Донбасса»». Некоторые шахты были взяты в аренду. Те же ООО «ДТЭК Добропольеуголь», ООО «ДТЭК Ровенькиантрацит», ООО «ДТЭК Свердловантрацит» - в концессию.
А вот что касается всех остальных, оставшихся в госуправлении, то они уже не столь привлекательны для потенциальных покупателей. Из предложенных на приватизацию я бы назвал только около шести - восьми, которые бы могли заинтересовать инвесторов. Это «Шахта «Степная» (ГП «Львовуголь». – Ред.), ОП «Шахта имени Д.Ф. Мельникова» ОАО «Лисичанскуголь», «Южнодонбасская №1» и «Южнодонбасская №3 им. М.С. Сургая» в г.Угледаре, ОП «Шахта имени А.Г. Стаханова» ГП «Красноармейскуголь», ОП «Шахта 1/3 Новогродовская» и ОП «Шахта «Россия» ГП «Селидовуголь».
Но и у этих предприятий есть проблемы. К примеру, на двух последних давно выкуплены запасы угля. Эту сделку связывают с компанией Александра Янковича, но мне в этом вопросе доподлинно ничего не известно. Со своей стороны государство никаких мер для урегулирования данной ситуации не предпринимает. А шахта ведь ценна как раз запасами и, если их не вернуть в государственную собственность, она просто будет закрыта.
Остальные шахты, которые хотят отправить на приватизацию, вообще находятся в таком состоянии, что гарантии их продажи мизерные. Взять хотя бы ГП «Шахта им. Ф.Э. Дзержинского» и ГП «Шахта Торецкая». Это шахты крутого падения. Там себестоимость тонны угля достигает 7-8 тысяч грн. И их, как и другие угледобывающие предприятия Центрального Донбасса, в частности, ГП «Артемуголь» в Горловке, ГП «Дзержинскуголь» в Дзержинске, ГП «Ордженикидзеуголь» в Енакиево, держали преимущественно для социальной составляющей. И, по сути, если брать во внимание затратную часть, они нежизнеспособные. Там нужно было построить новые предприятия, создать новые рабочие места, а шахты поэтапно закрыть. Но никто этого конечно не сделал.
Поэтому то, как будет выглядеть эта приватизация – весьма интересный вопрос. Но, при этом следует понимать, что данный процесс еще и весьма своеобразен. И, если, к примеру, инвесторы заинтересуются той же «Шахтой «Степная» и купят ее, то не известно, что будет с остальными менее развитыми предприятиями угледобычи, входящими в состав ГП «Львовуголь». Ведь, как правило, они все градообразующие. Что будет с теми поселками, которые «привязаны» к данным шахтам? Эти предприятия всегда были целостными имущественными комплексами. Поэтому и на приватизацию должны выставляться вместе.
Собственно, что касается закрытия, консервации и приватизации шахт, то в той же Англии, к опыту которой часто обращаются у нас, и в Германии все происходило по-другому. В ФРН, к примеру, была программа закрытия шахт на 30 лет. Все готовилось поэтапно, годами. Строились новые предприятия, людей отправляли на пенсию до достижения пенсионного возраста, устанавливались высокие пенсии, из центрального бюджета выделялись деньги на поддержание бюджетов городов. В Англии вообще рабочим тех шахт, которые закрывались, выплачивали разовое пособие суммой в 40 тысяч фунтов стерлингов. На эти деньги шахтеры могли обеспечить свои семьи и даже открыть какое-то собственное дело. У нас же все закрывают быстро, а люди в итоге не получают никакой поддержки.
- А чисто теоретически для самих шахт и государства насколько выгодна приватизация?
- Итог приватизации зависит от того, с какой целью собираются покупать предприятие. Если будущий собственник намерен развивать его, то это нормально. А могут ведь купить и с целью демонтажа оборудования. Но все это конечно должен контролировать Фонд госимущества. Должны четко выписываться условия приватизация, положения договора купли-продажи и т.д.
По опыту могу сказать, что в том же ПАО «ДТЭК Павлоградуголь» после приватизации нарастили объемы добычи. На шахте «Покровская» тоже все достаточно неплохо. Хотя, стоит конечно учитывать, что они и до продажи не были проблемными.
- Часть шахт хотят законсервировать. Говорят, что позже можно будет восстановить их работу. Действительно ли это технологически возможно или это фактически означает их окончательное закрытие?
- Сухая консервация - это почти то же самое, что и закрытие. Единственное отличие в том, что в данном случае продолжают откачивать воду из шахт, обеспечивать поддержание горных выработок и в целом работу их объектов жизнеобеспечения.
Работа на таких предприятиях со временем действительно может быть восстановлена. Но, к сожалению, в Украине зачастую все происходит совсем по-другому. После того, как шахту ставят на консервацию, на ней начинается «дерибан». Под землей ведь находится масса оборудования, металла и прочего. Все это изымается и распродается. В итоге, когда появляется финансовая возможность возобновления деятельности шахты, возвращаться уже некуда – все разворовано.
- А у нас предусматривают именно сухую консервация?
- Да, шесть шахт должны были поставить на сухую консервацию. Но пока эту программу, как я уже говорил, правительство не утвердило.
- Многие шахты на Донбассе пострадали в результате боевых действий. Реально ли их восстановить в дальнейшем?
- На самом деле восстановить можно любую шахту. Во время Второй мировой войны многие из них ведь были затоплены и потом их «реанимировали».
Но на Донбассе, помимо того, что на некоторых шахтах просто прекратили откачку воды, на многих еще повреждены и надшахтные здания, копры, на которых размещаются подъемные машины и т.д. При наличие финансовых средств это можно все восстановить. Но я думаю, что многие шахты, к сожалению, восстанавливать не будут.
- А среди них есть те, у которых остается еще большой ресурс?
- Конечно. Это и шахта «Октябрьский рудник», расположенная недалеко от разрушенного аэропорта в Донецке, и шахта «Трудовская», и много других, где был большой запас угля, но которые в результате оказались затопленными. И на неподконтрольных Украине территориях, так называемые министерства самопровозглашенных республик принимают решения о том, что такие шахты нужно закрыть. В частности, в той же ЛНР говорят о прекращении работы 10-12 горнодобывающих предприятий.
И это весьма тревожный звоночек на самом деле. Ведь все шахты в основном связаны между собой под землей. И уже на сегодня на ГП «Первомайскуголь» (Луганская область. – Ред.) сложилась достаточно парадоксальная ситуация. Дело в том, что шахта «Первомайская», входившая в состав этого предприятия, осталась на неподконтрольной территории. Она сейчас затоплена, и эта вода идет на шахту «Родина», а оттуда потоки могут пойти на другие три шахты, которые сосредоточены уже на нашей территории: «Золотое», «Тошковская», «Горская». В министерстве об угрозе затопления знали еще год назад. Но никто эту проблему так и не решает. Хотя были предложения попытаться как-то перерегистрировать шахту «Первомайскую» и найти возможность финансировать людей, которые там работают, что бы они откачивали из нее воду, обеспечивая таким образом работоспособность остальных шахт.
- А кто-то оценивал, какой урон несет Украина в результате потери шахт?
- Лично я таких цифр не видел. В основном все сосредоточенны на подсчетах относительно того, сколько надо закупить угля и во сколько нам это обойдется.
Но, если оценивать эти потери, необходимо тогда учитывать все составляющие. Во-первых, раз шахты не работают, то они не платят налоги в бюджет. Во-вторых, потеряны рабочие места, которые предстоит еще создать. А на каждой такой шахте работало в среднем от 1 500 до 2 000 человек. Кроме того, вода, которой затоплены шахты, может выходить на поверхность, точно так же как и газ. Соответственно, нужно определенный ресурс вложить и на обеспечение экологической безопасности тех территорий, где они расположены. Все эти потери должны оценить специалисты, в частности, того же Министерства энергетики и угольной промышленности.
- А как на сегодня обстоят дела с выплатой зарплаты, и каковы настроения самих шахтеров на этом фоне?
- По нашим подсчетам, государство задолжало шахтерам порядка 600 млн грн. Могу сказать, что по состоянию на 17-18 сентября у нас не была еще выплачена в полном объеме заработная плата за июль 2015 года. Также была задолженность за весь август. А по состоянию на 20 сентября шахтеры не получали даже аванса за этот месяц. Хотя по законодательству им должны были его выплатить где-то 9-10 числа.
Кроме того, у нас есть еще шахта «Южнодонбасская №3 им. М.С. Сургая», которая входила в состав ГП «Донецкуголь». Это предприятие в прошлом году оказалось на территории подконтрольной самопровозглашенной ДНР, а сама шахта – в городе Угледаре, контролируемом украинскими военными. И в итоге на этом переломе, пока пытались определить ее новый статус, оформить лицензию на отработку угля, завис вопрос с выплатами зарплаты за прошлый год. За этот же год все выплачивается.
А что касается настроений горняков, то могу сказать, что на фоне задолженностей часто вспыхивают стихийные забастовки. Был период времени, когда шахтеры забыли о задолженностях по зарплатам, но вот эта проблема проявилась снова. И конечно у них будет присутствовать недовольство.
Да и не нормально, когда человек опускается на большую глубину, работает в очень тяжелых условиях, рискует жизнью и ему за это не платят. А он ведь должен хорошо питаться (что тоже стоит денег). Иначе истощается организм, на который приходится огромная нагрузка под землей, что ведет к болезням, старению и преждевременной смерти. А жизнь шахтеров ведь и так очень коротка. Средняя ее продолжительность где-то 57- 58 лет.
Более того, государство должно учитывать, что многие шахты находятся на сопредельных территориях с неподконтрольной частью Донбасса. И все эти потрясения, в том числе, связанные с долгами по зарплате, часто используются определенными силами в своих интересах. Так что вопрос с задолженностями нужно решать, учитывая хотя бы этот факт.
А у нас даже в Государственном бюджете на следующий год якобы хотят выделить на Министерство энергетики всего один млрд гривень. И только 380 млн из них пойдет на угольную промышленность. Пока это только слухи, но, если это окажется правдой, то я хочу сказать, что этой суммы не хватит даже на реструктуризацию шахт, не говоря уже о чем-то другом.
- А людям, которые работают на шахтах, расположенных на территориях ДНР и ЛНР начисляются какие-то зарплаты или же государство на неопределенный срок абстрагировалось от этого и сейчас мы просто покупаем уголь там?
- Нет, никому из них зарплата не начисляется и не платится. Министерство энергетики и угольной промышленности еще 28 ноября прошлого года издало приказ, в соответствие с которым все предприятия, находящиеся на территории неконтролируемой Украиной были выведены из-под его юрисдикции. Их руководителям было предложено вывезти оттуда все, что только возможно: документацию, оборудование и т.д. Но абсолютно понятно, что сделать это было практически нереально. С этого момента юридические отношения с ними были прекращены. И эти предприятия работают уже в условиях, сложившихся на неподконтрольной части Донбасса. Шахтерам там что-то платят. Хотя существуют колоссальные долги по зарплатам, в частности за 2014 год, когда территории переходили из рук в руки.
Конечно, рабочим предлагали уехать оттуда, но всех их интересует не безосновательный вопрос – куда? Тем более, что рабочих мест в Украине нет. Хотя там, где они сейчас остаются, тоже они потеряны. Многие промышленные предприятия, в частности, металлургические, химические, сельскохозяйственные остановлены. Так что надо делать так, что бы туда возвращалась Украина. Хотя сказать, что после этого сразу же станет легче, тоже нельзя. На «реанимацию» инфраструктуры там понадобятся миллиарды долларов.
