Детство – прекрасная пора жизни. Можно всерьез размышлять над вопросами мироздания, широко раскрыв глаза и задавая множество вопросов окружающим. Можно круглые сутки радоваться каждому цветочку и играть в любимые игры. В конце концов, можно посмеиваться над ежедневной суетой взрослых и верить в сказки. Удивительно, но существуют люди, которые благодаря своей профессии открыли тайну вечного детства и научились не взрослеть. Неделю назад, 21 марта, они отмечают свой профессиональный праздник – Международный день кукольника.
О том, как живут сегодня украинские театры кукол, кто для них пишет хорошие сценарии и что нравится смотреть современным детям, ForUm’y рассказал народный артист Украины, главный режиссер Киевского муниципального театра кукол Сергей Ефремов.
– Как вы решили стать кукольником? С чего все началось?
– С художественной самодеятельности. Когда я жил в Черновцах, был активным посетителем детского кинотеатра, при котором организовали театр кукол. Женщина, которая этим занималась, приметила меня, как самого активного, и предложила поучаствовать в работе. Она повела меня наверх, под стеклянную крышу кинотеатра, и показала куколок-петрушек, которых одевают на пальцы. Я на них посмотрел – и просто влюбился, так непреодолимо захотелось этим заниматься. И я дал согласие. А потом просто участия стало мало, и в 6-м классе я организовал свой театр. Учился я в мужской школе, и то, что мальчики играют в театре кукол, взорвало весь город. Нашим первым спектаклем был «Колобок», а потом «Петух и Лиса», который показали на городской олимпиаде. Мы заняли второе место и все нами гордились. Помню, даже когда меня принимали в комсомол, спросили, не кто президент такой-то республики или председатель Компартии страны, а: «Как вы организовали школьный кукольный театр?»
– Ваш путь на профессиональную сцену был сложным?
– Еще со школьного возраста я задался целью заниматься куклами всю жизнь, потому что просто не мог оторваться от этой профессии, она меня поглощала полностью. Когда понял, что хотел бы серьезно научиться мастерству кукольника, написал письмо Сергею Образцову в Москву, в котором рассказал, что мечтаю обучиться профессии, но не знаю, где это можно сделать. В Советском Союзе таких факультетов просто не было. Образцов мне ответил – написал настоящее письмо, от руки, в котором рассказал, что сам самоучка и не заканчивал никаких специальных заведений, и рекомендовал поступать в театральное, пусть даже учеником актера. Сначала я так и сделал – закончил культпросветучилище и год проработал во Львовском драматическом театре. Но потом все же отправился поступать в Киевский театральный институт на режиссера. Я срезался на первом же экзамене, в чем сам виноват, так как при подготовке не доверился никому из педагогов. Для меня это была страшная трагедия. Я очень обиделся на Киевский институт, не только потому, что не поступил, а и потому, что комиссия очень презрительно говорила о театре кукол. Кстати, интересный парадокс, сейчас я в этом же институте преподаю. После этого я поехал поступать в Харьковский театральный институт, где заявил: «Если вы мне не разрешите работать в театре кукол, я вообще сюда поступать не буду». И им очень понравилась эта моя одержимость, меня приняли. Было время, когда я во время учебы сделал драматический режиссерский отрывок, мне поставили пятерку, и я испугался, как бы меня не перетянуло на драму. Ведь кукольному делу меня никто не учил по-настоящему, а драме учили. Но когда я поделился сомнениями с сокурсниками, они сказали: «Ни в коем случае! Мы тебя презирать будем, если ты бросишь своих кукол. Тут таких кадров не хватает, а ты – единственный, так любящий это дело, изменишь ему? Не смей даже думать!» – и отрезвили меня немножко. Потом мне разрешили проходить практику в театре кукол в Донецке и сказали, что сам театр определит мою пригодность к профессии. Я поставил там свои преддипломные и дипломные работы, они театру понравились и меня пригласили работать у них режиссером, чему я был несказанно рад.
– А как вы оказались снова в Киеве?
– Я проработал в Донецке восемь лет, набил руку как режиссер, ставил по три постановки ежегодно. А потом стал трудиться самостоятельно – с нуля организовал театр кукол в Хмельницком (ему сейчас уже 40 лет), потом меня пригласили в Одессу. Там успел проработать режиссером только два года, так как получил предложение возглавить Киевский академический театр кукол. Спустя три года у киевских властей возникла идея о создании второго театра кукол, поскольку в выходные желающих попасть на спектакль было слишком много, и не всем это удавалось. Так появился Киевский муниципальный театр кукол, который мне предложили возглавить. Сейчас нашему театру уже 30 лет и многие актеры, как и я, работают здесь с момента его основания. За всю свою жизнь я успел поставить около 170 постановок.
– В чем главная специфика работы человека с куклами?
– Надо почувствовать в кукле душу и дать ей на сцене живую жизнь и земную плоть. Это действительно искусство. Для того чтобы уметь это делать, нужно очень любить куклу, уметь проникать в ее возможности. Кроме того, куклы – это такая зараза! Я, к примеру, без них не могу совершенно.
– У вас есть любимые постановки?
– Конечно. Мой любимый спектакль – совместная работа с московской художницей и театральным критиком Ириной Уваровой – «Русская соль». Это великолепная постановка, русский балаган в полном понимании этого слова. Он объездил международные фестивали в Польше, Германии, Австрии. И еще один спектакль, который мы тоже сделали вместе – монодрама для актера нашего Муниципального театра Шарля Фоерберга под названием «Все будет хорошо». Это спектакль для взрослых, который повествует о последней ночи польского педагога Януша Корчака. Из детских спектаклей мой любимый, пожалуй, «Белоснежка», хотя я люблю каждый спектакль, ведь все они – мои дети. Отдельно хочу отметить постановку «Солнечный луч», которой занималась моя, к сожалению, покойная супруга – великолепная актриса театра кукол, в память о которой мы теперь ее ставим.
– Я знаю, что вы много работали за границей. Отличается ли чем-то работа кукольника в Украине и той же Франции, Польше, к примеру?
– Во Франции все самоучки, ни у кого нет соответствующего образования. Там находится центр нашей кукольной организации «УНИМА» и мы, можно сказать, сами научили французов, что и как. А у поляков есть своя школа кукольников, даже две, и они хорошо освоили это мастерство. Правда, они очень любят такой прием, как гротеск, а наш театр больше психологический, не просто когда кукла показала жест рукой и все, картина закончилась. У них ближе именно к такому.
В декабре я ездил в гости по приглашению друга в Америку. Американская публика очень хорошая – наивная и законопослушная. И нигде нет гардероба – все кладут себе пальто на колени и смотрят спектакль. В Европе театра кукол вообще нет. Единственный театр марионеток для взрослых находится в музее Моцарта в Зальцбурге. Под оперу, записанную в Венской опере, куколки двигаются и оживляют звук. Это довольно скучно, но считается высшим шиком, если ты побывал в музее Моцарта и посетил оперу в театре марионеток.
Я помню, как одна американка, изучающая детское творчество, пришла к нам в Киевский муниципальный театр и стала охать: «Нам бы такой спектакль! У нас дети ничего не видят, кроме мультфильмов с поножовщиной! Как плохо, что у нас такого нет!». Я предложил ей приглашать нас на гастроли, обменялись контактами, но она уехала и никакого движения так и не произошло.
– Публика везде хорошо реагирует на театр кукол?
– Везде хорошо, особенно дети. Я был в русском ресторане «Распутин» в Нью-Йорке на детском новогоднем утреннике. Все дети веселятся, как и наши бы веселились.
– Современные дети отличаются от «советских» и «перестроечных»?
– Сегодня дети более открытые, развязные в хорошем смысле этого слова, в плане эмоций. Я бы сказал, не такие зажатые, как в советское время. Но классические сюжеты все так же любят.
– Как сейчас вообще живется муниципальным театрам?
– В провинции театрам живется легче, чем нам. Им обязательно дают дотацию на зарплату и оплачивают коммунальные услуги. А нам нет – мы за коммунальные услуги и аренду помещения должны платить сами. В Киеве масса театров и на всех денег не хватает. А сделать по 100 грн билет нельзя, хотя нас бы это устроило и позволило все компенсировать. Но публика не пойдет, 35 грн и так дороговато.
– Вы рассказывали о проблемах советского времени, когда нельзя было выучиться на кукольника. А как с этим сейчас?
– Сейчас хорошо. Два года назад даже появился факультет сценографов театра кукол при Институте Карпенка-Карого, по образцу Питерского. Но все равно мы России, где 80 театров кукол, не конкуренты.
– К вам охотно приходят на работу молодые кадры?
– Нам молодое пополнение почти каждый год готовит театральный институт и эстрадно-цирковое училище, где тоже есть кукольный факультет. Идут охотно, вот если бы сейчас кто-то попросился на работу – не взяли бы, мест нет. С молодыми кадрами никаких проблем.
– А как обстоят дела с реквизитом?
– У нас есть своя мастерская, где работают художники-бутафоры и конструктор, который делает механику. Раньше управление культуры давало нам деньги на материалы, а сейчас ни копейки не дают. Причем не только нам, а всем театрам. Приходится выкручиваться. А с оплатой коммунальных услуг это получается довольно сложно. Был такой случай, когда резко оборвали снабжение, я ходил и думал: «Боже, какой же спектакль ставить?». Посмотрел, что на складе еще осталась фанера, искусственный мех коричневого цвета и зеленая ткань, и сказал: «Хорошо, значит ставим «Веселых медвежат».
– Где вы берете новые сценарии для репертуара? Часто появляются оригинальные авторские?
– Ну вот, к примеру, «антипожарная» пьеса «Приключения тигренка» Софьи Прокофьевой, о мальчике, который оставил дома включенным утюг и ушел. Она была написана еще в 60-е годы. Мы вычислили театры, в которых ее поставили, и написали туда письма – пришлите нам, пожалуйста, копию. Так и ищем. А так пишут люди. Мало конечно, но пишут.
– Бывает ли такое, что молодой автор написал сценарий и принес вам?
– Такое бывает очень редко, так как мы сразу их бракуем. Люди пишут, не понимая специфики театра. Они не знают, что кукла может, а что – нет, не учитывают особенности восприятия ребенка, чтобы ему не было скучно. Но если попадается что-то стоящее – мы работаем с этим сценарием. Вот, к примеру, известный писатель Всеволод Нестайко написал для нас по мотивам украинских сказок пьесу «Лисичка-сестричка та вовк-панібрат».
– Что в первую очередь бросается в глаза в некачественном сценарии?
– Кукла – обобщенное существо, она не может сыграть «мальчика пяти лет» или «взрослого 45 лет», как пишут некоторые. Есть дедушка, бабушка, мальчик, дошкольник.
– В советское время в театре кукол был Мальчиш-Кибальчиш и ему подобные. А сейчас в кукольном театре существуют образы, прививающие детям патриотизм?
– Нет, сейчас таких нет.
– Что для вас самое главное в работе?
– Вызвать у зрителя сопереживание. Я стараюсь подбирать такие сюжеты, чтобы в зале стояла тишина. Когда мы ставили спектакль «Украденный мяч», дети так переживали за героя, что сидели до последней картины, как будто в темном зале – никакой реакции. Мне педагоги говорили: как это, дети пришли в кукольный театр и не смеются? Но вот в конце, когда наказали врага, который мешал главному герою, дети ожили и стали смеяться. И когда мы ставили его для дошкольников, учителя переживали, что дети будут шуметь, но нет, в зале стояла тишина. Я очень обрадовался, именно к этому я стремился. То же и со взрослыми. Одна женщина, посмотревшая спектакль «Все будет хорошо», написала нам отзыв: «Я плакала» и объяснила почему. Это было очень трогательно. Сейчас мы готовим книгу о нашем театре, где полностью опубликовали эту рецензию, она для нас очень дорога.
– Для кого вам работать нравится больше, для взрослых или для детей?
– Вообще-то разницы нет, но я больше люблю работать для детей и в жизни больше поставил детских спектаклей.
– Как стать хорошим кукольником? Что для этого нужно?
– Я считаю, что кукольниками немножко рождаются, но можно, конечно, и научиться. Нужно уметь вкладывать в куклу душу, оживлять ее, одухотворять…Это очень важный момент. Не просто потаскать ее где-то и сказать пару слов, а суметь через руки передать ее пылкую душу.
