80 лет назад в оккупированном нацистами Львове было провозглашено восстановление Украинского государства. Вопрос ребром: почему в нынешней Украине эта дата прошла почти незамеченной?
Та отчаянная попытка завершилась быстро, по сути, лишь репрессиями против инициаторов. Да и могло ли быть иначе? Хотя надежды были, ведь существовали, например, Словацкая республика или независимая Хорватия усташей (т.е. повстанцев). Однако, то, что нацисты позволяли одним европейским народам, запрещалось украинцам. Государства, даже пронемецкого, не получилось. Украинский национализм не нашел общего языка с немецким национал-социализмом. Оуновцы достаточно быстро поняли, что их надежды восстановить с помощью немцев полноценную украинскую государственность и вместе противостоять коммунистической угрозе - иллюзорны. Они стали заложниками политической конъюнктуры, неблагоприятных условий, а в известной мере и собственных - узконационалистических взглядов, весьма популярных в то время среди многих европейских народов. Националистический лозунг «Украина для украинцев» оказалась не менее опасным, чем надежды на Гитлера. Эта идеологическая ловушка дорого стоила, а ее последствия сказываются до сих пор.
Итак, почему круглая дата прошла как незамеченной? Причин тут - не одна. Да что там, вся политическая история Европы замешана в этом факте. Но есть одно то, о чем у нас предпочитают не говорить, а зря, потому что это до сих пор используется против Украины ее врагами: одновременно с Собранием по восстановлению государственности, во Львове шел кровавый еврейский погром. Его черная тень до сих пор лежит на тех днях и всем, что с ними связано. Да, погром был откровенно и умело инспирирован оккупантами, но делался он руками украинцев. Кто и как подтолкнул их к страшному преступлению - об этом будет сказано ниже, но оправдать пролитие крови ни в чем не повинных и беззащитных людей невозможно. И в Украине, наконец, надо это сказать открытым текстом - в том числе и современному поколению украинских националистов. Здесь есть только один путь: признание и покаяние. Собственно, как это сделали чуть ли не все европейские нации, не только немцы. Это потом уместно будет обсуждать причины, а пока - только так.
Лето 1941: одни оккупанты уходят, другие приходят. Опять под маской освободителей
Лето-1941 выдалось беспокойным. Демоны руины, выпущенные в конце августа - начале сентября 1939 года, набирали силу. Европа полнилась беженцами, с каждым днем росло число убитых, раненых. Насилие стало единственно понятным языком. Вернее - почти полностью его заменило.
Недавние союзники нацистов, советские войска, отступая, оставляли после себя не только разрушенные стратегические объекты, но и горы трупов. Расстреливали узников тюрем, которые стали для НКВД тяжелым бременем. Преимущественно политических - украинских и польских националистов, а уголовников отпускали. Львов не стал исключением. В период с 22 по 27 июня в городе было расстреляно более двух тысячи человек. Антон Феленишин, один из воинов Украинского легиона, чьи части одними из первых вошли в город, так описывает увиденное: «Машина задерживается у тюрьмы. Здесь люди цветами приветствуют нас, плачут, смеются... Входим в тюрьму. - Маска! - слышу приказ обер-лейтенанта. Страшное... Никого живого. Одни трупы... Трупы... старые и молодые, мужчины и женщины, а также дети... Все порезанные, избитые, обесчещенные зверьем из НКВД...»
Зато немцы очень обрадовались увиденному: больше жертв - больше шума. Жертвы энкаведистских застенков стали очередным козырем в пропагандистской войне против СССР. Сразу нашлись и виновных. Вернее - назначили. Ими стали местные евреи.
Ослепление
Ключевым событием тех первых дней июля 1941 года во Львове стал погром. Его жертвами стали, по разным источникам, от двух до шести тысяч евреев. Он страшен не только числом жертв и спектром унижения человека. Он страшен своей неизбежностью. Известно, что уровень межнационального недоверия, пренебрежения, ненависти во Львове в те дни достигал критических отметок. Этому способствовала 22-месячная советская оккупация с ее режимом тотального террора, державшемся исключительно на страхе. Поляки подозревали в сотрудничестве с «советами» украинцев, а украинцы, в свою очередь, поляков. Но они сходились в одном - общим врагом были для них евреи. А здесь добавились еще и нацисты со своей политикой «окончательного решения». Об уровне недоверия свидетельствует даже тот факт, что в первые дни оккупации под магазинами не было единой очереди, а стояли несколько - по религиозному и национальному признаку. И городская власть должна была принимать для этого меры ...
30 июня немцы начали созывать горожан в тюрьмы, чтобы показать масштаб советских преступлений, не забывая при этом умело бередить антисемитские настроения. Люди, многие из которых потеряли в советских застенках кого-то из родных, потянулись в тюрьмы. Увиденное шокировало. Боль, страх, обиды, ненависть, сдерживаемые в течение длительного времени, вылились в акты неконтролируемой агрессии в отношении еврейского населения города. Участвовали в погроме и подразделения украинской милиции. Насколько массово - это вопрос спорный, но сам факт участия в подобном позорном явлении не делает чести непосредственным участникам - среди которых, безусловно, были и националисты, члены ОУН.
Можно сказать, что тень того страшного погрома лягла в дальнейшем не так на величественную идею Украинской государственности, провозглашенную бандеровцами, как на все украинское националистическое движение. Ведь ни одна земная цель не может оправдать убийц. Собственно об этом писал митрополит УГКЦ Андрей Шептицкий в своем пастырском послании «Не убий!», которое зачитывали с амвонов всех греко-католических церквей осенью 1942 года.
Не терять времени
Именно при таких трагических обстоятельствах был провозглашен Акт восстановления Украинского Государства. Фактически за два дня - в воскресенье 29-го и в понедельник 30 июня - была проделана большая организационная работа, чтобы известить местную общественность о намерении ОУН и созвать Народное Собрание. Львиную долю взял на себя Ярослав Стецько, в ту пору первый заместитель руководителя ОУН. Именно он встречался с известными галичанами, намереваясь привлечь их к формированию государственных органов восстановленной Украины. Акт восстановления Украинской независимости поддержали такие бесспорные авторитеты, как митрополит Андрей Шептицкий, а также Кость Левицкий - один из высокопоставленных политических деятелей Галичины, бывший премьер-министр ЗУНР.
Вечером 30 июня 1941 года с балкона дома «Просвиты» (площадь Рынок, 10) был провозглашен Акт восстановления Украинского Государства. Стоит заметить, что подготовка документа велась тайно - националисты-бандеровцы были умелыми конспираторами, поэтому его провозглашение стало для немцев довольно неожиданным фактом. От оккупационного нацистского режима представителей не было, только потом появились доктор Ганс Кох и майор фон Айкерн. Немцев никто не приглашал, так же, как и не спрашивал их разрешения на проведение Собрания. Кох поздравил присутствующих с освобождением и призвал к сотрудничеству. Кость Панькивский (1897-1973), Украинский политический деятель, юрист-адвокат пишет, что «Речь Коха произвела неприятное впечатление. Хотя в его речи и промелькнуло что-то вроде: «Вот вам теперь Украина».
Подавляющее большинство общественно-политических групп одобрительно отнеслись к восстановлению украинской государственности. Текст Акта был несколько раз прочитан по радио; он печатался в украинских газетах. Вдохновляющее известие о восстановлении украинской независимости мгновенно распространилось и стало одной из главных новостей лета 1941-го на территории Украины. Повсеместно, откуда уже ушла советская власть, а немецкая еще не успела утвердиться, начали возникать органы местного украинского самоуправления.
О чем говорилось в Акте
Документ состоял из трех пунктов. Первый провозглашал восстановление украинского государства и призывал украинский народ бороться за суверенную власть на всех национальных землях. Сначала написали «провозглашение» независимости, но потом рукой Ярослава Стецько была сделана поправка на «восстановление», поскольку провозглашение уже произошло в 1918 году. Это было очень важное уточнение, ведь указывало на преемственность государственной традиции.
Во втором пункте речь шла о создании на западноукраинских землях украинской власти, подчиненной будущему национальному правительству в Киеве. Третий пункт содержал заверения, что самостоятельное Украинское государство будет тесно сотрудничать с Германией. Некоторые из самых политически целомудренных этот третий пункт Акта задел за живое. Однако не стоит забывать о том, что тогда нацистская Германия находилась в апогее военной мощи - под ее сапогом находилась фактически вся Европа. Дифирамбы в сторону нового режима были неизбежны; как пишет украинский историк Ярослав Дашкевич, «комплиментарные высказывания были продиктованы только тактической куртуазией». А еще замечает, что «Для украинского национально-освободительного движения в середине 1941 году были только две возможности. Первая: прекратить любую деятельность, направленную на создание независимого Украинского государства... Вторая: ориентироваться на единственного возможного в данных условиях антикоммунистического и, условно, антироссийского союзника - гитлеровскую Германию, союзника теоретически и практически возможного, хотя и очень неопределенного, что хорошо понимала украинская сторона. Был избран единственно возможный путь».
Как отнеслись нацисты к провозглашению Акта
Оккупационная немецкая власть не только не признала права украинцев на собственное независимое государство, но и повела политику истребления руководителей ОУН. Нацисты хотели заставить отменить Акт восстановления независимости, а затем, когда это им не удалось, начали репрессии. Через несколько дней гестапо арестовало Ярослава Стецько, Степана Бандеру и ряд других деятелей.
Уже 12 июля немцы располагали информацией о том, что группа Бандеры направила в Киев около 30 своих членов с задачей создать там как можно быстрее украинское правительство. Однако, с помощью украинских коллаборационистов, группу задержали в Василькове. Часть ее была арестована и брошена в лагерь для военнопленных в Белой Церкви.
С 11 июля 1941 г. гитлеровцы запретили любую политическую деятельность украинским организациям, в том числе манифестации в поддержку Акта 30 июня. А уже в сентябре немецкая полиция безопасности провела массовые аресты оуновцев. Захват Киева вызвал у нацистов, как сказал бы Сталин, «головокружение от успехов». Тогда за решеткой оказались почти две тысячи украинских националистов. В ответ остатки руководства ОУН (б) приняли решение о переходе в подполье, активизацию антинемецкой пропаганды и подготовке вооруженного восстания против оккупантов. На авансцену выступала УПА...
Между прагматизмом и наивностью
Отношения между украинскими националистами и гитлеровской Германией никогда не были безоблачными. Можно вспомнить первого главу ОУН Евгения Коновальца (1891-1938), который свое последнее время весьма скептически относился к перспективе взаимоотношений с нацистской Германией и стремился переориентироваться на Британию. Искренности и дружбе не способствовали ни пакт Молотова-Риббентропа, ни уничтожение Карпатской Украины, которую Гитлер фактически отдал на растерзание Венгрии.
К нападению на СССР у фюрера не было какого устоявшегося взгляда на будущее оккупированной Украины. Несмотря на то, что приоритетной задачей было «создание на подвластных территориях сырьевой и пищевой базы для великонемецкой империи» сначала, среди прочих, была и концепция создания независимой Украины. Ее автором был Альфред Розенберг - глава Бюро внешней политики, которого Гитлер впоследствии назначил «уполномоченным по центральному контролю над вопросами, связанными с восточноевропейскими областями». Розенберг пытался всячески пропагандировать свои идеи. Например, выступая 20 июня 1941 года с речью перед узким кругом немецких чиновников, он говорил:
«Российское господство везде царит сегодня в Украине. Отсюда возникает перед Германией задача - обеспечить свободу украинскому народу. Эта задача должна рассматриваться как программное требование. В каких формах и в каком объеме будет воссоздано украинское государство, - об этом говорить сегодня бессмысленно». Розенберг подчеркивал необходимость поощрения публикаций о борьбе украинцев, поддерживать культ гетманов, печатать произведения украинских писателей, способствовать развитию украинского языка, открывать учебные заведения и даже разрешить создание политического движения Украинского казачества. «Есть же разница, получим мы через несколько лет сорок миллионов человек, которые с нами добровольно сотрудничают, или будем вынуждены ставить за каждым крестьянином солдата», - замечал выступающий.
Поэтому неудивительно, что украинские националисты не то чтобы так уж верили, но все же надеялись на возможность возрождения независимости Украины при нацистской оккупации.
Впрочем, после ряда быстрых побед нацистской Германии, идеи Розенберга были окончательно отвергнуты. Ни о какой государственности, даже сателлитной, коллаборантской уже не было - Украина стала колонией с жестким режимом оккупации.
Высокие идеалы и распавшийся мир
Элиас Канетти, выдающийся социальный мыслитель, писатель, автор важнейшего произведения ХХ века - социально-философского трактата «Масса и власть», заметил, что перед тем как сесть за написание романа «Ослепление», ему пришла парадоксальная мысль о том, «что мир распался». Именно таким показался ему тот предвоенный период - пустотой, ничем, набором атомов... Это был абсурдистский мир, но мало кто понимал разрушительную опасность этого абсурда. Кстати, изданное в 1938 году произведение прошло абсолютно незамеченным. Его поняли и оценили по достоинству только после окончания войны.
Вероятно, что украинские националисты, пользуясь моментом, сделали единственно верный на тот момент политический шаг - как только ушли одни оккупанты - смертельные враги, и едва пришли другие - не так чтобы уж друзья, но еще не враги, - провозгласили возрождение Украинской Государственности. Заветной свободной Украины, высокая идея которой была похищена и полностью осквернена большевиками. Это было дерзко и отважно, кто бы там что ни говорил. Это был вызов всем - страшным и крайне неблагоприятным обстоятельствам, врагам, и, наконец, себе, или - в первую очередь себе. Вот только проблема заключалась в том, что нельзя чего-то построить в мире, который «распался». Бесполезно строить хоть что-то посреди апокалипсиса. Там пытаются просто выжить. А выжить - это продолжить борьбу.