1 декабря 1991 украинцы проголосовали за независимость. И уже тогда сказались имперская спесь, высокомерие и неприятие. Война не в 2014-м начиналась...
Конец 1991-го, собственно и как весь год, оказался эпохальным и для страны, которая называлась СССР, и для Украины. 90,32% - почти 30 миллионов граждан проголосовали тогда за независимость, выбрав самостоятельный путь - отдельно от «старшего брата». Волеизъявление украинского народа поставило окончательную точку в дальнейшей судьбе Советского Союза - он исчез с политической карты мира. И тогдашняя российская политическая элита нервно и агрессивно отреагировала на стремление украинцев к самостоятельности - сказывался имперский ген. Территориальные претензии, угрозы и беспрецедентный экономический шантаж проявились сразу после провозглашения независимости Украины в августе 1991-го, и с новой силой вспыхнули после Всеукраинского референдума 1 декабря.
Воплотить угрозы в жизнь российским политическим элитам тогда помешали несколько существенных препятствий: сильная политическая турбулентность внутри самой России, экономическая нестабильность, а также раздор между самими московскими элитами - старыми, коммунистическими и молодыми, демократическими, которые сцепились в схватке за власть. Попросту говоря, до Украины тогда у россиян «руки не дошли»; сдерживало и то, что за украинскую независимость проголосовали и Крым (54,19%), и Донбасс (более 80%)...
Как два российские президента об Украине в Москве говорили
2 декабря 1991 года, на следующий день после Всеукраинского референдума, президент СССР Михаил Горбачев разговаривал с президентом Российской Федерации Борисом Ельциным.
Вот как этот разговор описывает в своих «Дневниках» Анатолий Черняев - советский партаппаратчик, помощник Михаила Горбачева по международным вопросам, один из архитекторов горбачевской перестройки: «…Вечером вчера он говорил, о том же по телефону с Ельциным. Тот куда-то ехал в машине. Был уже пьян. М.С. уговаривал его встретиться вдвоем, втроем + Кравчук, вчетвером + Назарбаев. Тот пьяно «не соглашался»:
– Все равно ничего не выйдет. Украина независимая.
– А ты, Россия? – возражал М.С.
– Я что! Я – Россия! Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом… Вот если вернуться к идее четвертного Союза: Россия + Украина + Белоруссия + Казахстан?
– А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться как говно в проруби. Я – не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь. И погубите все реформы. Ты определись. От нас двоих зависит все в решающей степени.
– Да как же без вас, Михаил Сергеевич! – пьяно куражился Ельцин.
– Ну, а что же я, где… если нет Союза?..
– Ничего… Вы оставайтесь – милостиво соглашался Ельцин».
Этот разговор показателен. Горбачев грезил «союзом нерушимым», хотя и в усеченном виде, пусть без Прибалтики и Закавказья, но «с собой» во главе. Ельцин видел себя главой «Великой России», которая должна стать правопреемницей СССР. Но никто не представлял себя без Украины. Результат всеукраинского референдума сначала ошеломил российский политикум, а затем вызвал огромную волну возмущения. Либеральная газета Коммерсантъ писала: «Добрые малороссы, вероятно, надеялись, что благодушный М.С.Горбачев, равно как и российская революционная демократия, поведут себя в духе народной песни: «I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала, і рушник вишиваний на щастя, на долю дала». (Показательный момент: песня не «народная», ее авторы – поэт Андрей Малышко и композитор Платон Майборода. Но для московского империализма это никакого значения не имеет. - Ред.). Вместо вышитого рушника, однако, были дадены в основном заклятия и проклятия. С заклятиями слезливого характера выступил вконец опечаленный М.С.Горбачев, вероятно, осознавший, что, покуда он улавливал в свои сети Литву, от рук отбилась Украина, а в итоге убежали все. Грозными проклятиями проводили строптивую сестричку слившиеся в горести одной демократы и государственники – они опять решили взять Крым под российскую державу…».
Украинско-российская граница: нерушимая или… «поживем – увидим»?
Заявления о территориальных претензиях РСФСР к УССР начались еще в августе 1991-го, сразу после провозглашения Украиной независимости. Например, уже через два дня, 26 августа, тогдашний пресс-секретарь президента Российской Федерации Павел Вощанов, выступая по российскому ТВ, заявил о возможности пересмотра Россией границ со всеми республиками (кроме Прибалтики) в тот же день, в телеинтервью, российскими территориями назвал Крым, Донбасс, Харьковскую, Одесскую области и Приднестровье тогдашний мэр Москвы и «как бы» демократ Гавриил Попов.
26 августа на сессии ВС СССР еще будущий мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак предлагал «снять пудовые гири с ног страны; ликвидировать пережитки коммунистических структур, а затем думать о независимости…» Тут можно вспомнить Юрия Щербака, заметившего, что «…наши российские партнеры и друзья тогда все время говорили: «Давайте сначала вместе. Не бегайте по своим национальным квартирам. Вот у нас есть общее дело». Те же песни, о которых писали Винниченко и Грушевский в 17-м году, то же самое было. Ну, только не было уже у нас иллюзий насчет последовательности российских демократов...»
Вице-президент РСФСР Руцкой заявил газете «Россия», что «как гражданин» он «возмущен желанием Украины отделиться». Правда, 28-30 августа он вынужден был ездить между Киевом и Алма-Атой (казахи от подобных заявлений тоже занервничали), подписывать коммюнике и идти на попятную. 28 августа на переговорах между украинскими и российскими делегациями в Киеве все же была заявлено о том, что Россия не имеет территориальных претензий к Украине. Скандал удалось замять. Тогда возле Верховной Рады российскую делегацию встречала двадцатитысячная толпа, скандируя: «Украине - волю!» И это тоже произвело должное впечатление на россиян. Когда Анатолий Собчак захотел выступить с речью о «братских отношениях», украинцы его просто освистали... На следующий день, 29 августа 1991 года, постоянный представитель Украины в ООН заявил, что республика не претендует на ядерное оружие и готова передать его РСФСР. Между прочим, каждая пятая ядерная боеголовка находилась тогда в Украине. Российские газеты писали, что «передел границ грозит катастрофой», и русские и украинцы в конце концов договорились, а негласный результат этих договоренностей таков: «Украине - Крым, России - атомную бомбу».
Не только пресс-секретарь президента РФ Вощанов выступал с провокационными заявлениями, но и сам Ельцин, хотя и не так откровенно, но намекал на возможный пересмотр границ. 28 августа 1991 г. на встрече с зарубежными соотечественниками, которые кричали о «великой и неделимой» России, Ельцин отметил, что пока границы вряд ли будут пересматриваться, но... «поживем - увидим...»
В «Известиях» была опубликована статья тогдашнего секретаря Конституционной комиссии РРСФР Олега Румянцева, в которой он называл украинскую независимость «так называемой», а намерение Украины отделиться сравнивал с тем, кто «всадит нож в спину победившей российской демократии». Кстати, тогдашняя российская пропаганда говорила о «коммунистической» украинской независимости и «свободной, демократической России».
Сразу после украинского референдума Собчак дал интервью газете Le Figaro, в котором вновь затронул тему территориальных претензий России на Крым и Донбасс в случае окончательного выхода Украины из состава СССР.
С подобными шовинистическими речами и заявлениями выступали почти все российские политики: с парламентской трибуны, со страниц ведущих печатных изданий, с телеэкранов, требуя вернуть России Крым и немедленно денонсировать двусторонний договор, подписанный в ноябре 1990 года между РСФСР и УССР (в шестой статье документа стороны признавали и обязывались уважать территориальную целостность друг друга). Некоторые даже угрожали «остановить хохлов ядерными минами на Перекопе…»
Лидер крымскотатарского народа Мустафа Джемилев в одном из интервью расказывал, как в 1991 году, почти сразу после путча, крымскотатарская делегация ездила в Москву по приглашению Галины Старовойтовой, которая была помощницей Ельцина по национальным вопросам. Россияне вроде бы всячески поддерживали крымских татар, даже показывали проект постановления Верховного Совета РФ об официальном признании Меджлиса крымскотатарского народа как высшего (представительного) органа крымских татар, с которым нужно решать все проблемы, «И, как бы между прочим так, спросили: «А как вы смотрите, у нас здесь проект такой, постановление об отмене указа Верховного Совета СССР от 19 февраля 1954 года о передаче Крыма Украине... и действительно, никого не спросив, Хрущев взял и передал. Как вы на это смотрите?» Ну, мы ответили: «...почему это вдруг вы начали с 1954-го? Давайте, начнем с 8 апреля 1783-го, когда Крым был незаконно присоединен к России, а фактически был захвачен». Это им не понравилось, они как-то к нам интерес потеряли, дружба на том и закончилась».
Из заметок российского чиновника
Весьма красноречивы насчет настроений тогдашнего высшего российского руководства записи в «Дневниках» Анатолия Черняева:
«7 октября 1991 года. Кравчук. Показывают по ТВ. Присваивает себе и ядерные ракеты, и Донбасс, и Крым… Идиот… Он что – считает, что и Севастополь ему принадлежит? Нет уж… тут самый что ни на есть «демократ», если он русский – будет против… И еще как будет!.. И не отбирать придется Севастополь у Кравчука, а пусть он его попробует «взять»!»
«9 ноября 1991. Суббота. «…по ТВ вчера …Кравчук заявил, что Центр окончательно себя исчерпал и ни о каком политическом Союзе речи быть не может. Украина будет самостоятельной. Выразил уверенность, что на референдуме 85% проголосуют за это… Украина уйдет… А за Крым… + Севастополь, может быть, Донбасс и Одессу… им придется иметь дело с Бурбулисом… И придется хохлам хвост поджать! Плюс казачество… Вчера же по ТВ показали их «всесоюзный» слет в Ставрополе! – Поклялись служить России, как века назад…»
«21 ноября 1991. Я не верю, что Союз в том виде, в каком его хочет вот сей час М. С., жизнеспособен. И, наверное, завтра не состоится парафирование. Не говоря уже о том, что Кравчук вчера еще во всеуслышание заявил, что никогда не подпишет никакого Союзного договора. А народ уже выпустил хохму: одна ушанка (треух) + 5 тюбетеек = новый Союз. Смешно, а правда… Однако, возможен и вариант ухода мусульманских республик в мусульманский мир, на Юг. Но тогда в Казахстане – война… И на Украине – война: Крым… Нельзя его отдать, это позор для национального самосознания России. А оно – единственно «идейная» опора российской политики. Иначе народ не выдержит экономической реформы».
А еще в июле 1991-го, во время визита немецкого канцлера Гельмута Коля в Киев, где происходили тогда официальные переговоры между канцлером и президентом СССР, заметки Черняева были не такими категоричными:
«6 июля 1991 года. Суббота. Вчера: Киев, Коль и Ко. Сам город… 35 лет не был там. Шофер – «экскурсовод» (мы с Игнатенко в «Чайке»). Ощущение, будто в каком-то большом западноевропейском, скорее, немецком городе: ХІХ век, улицы, зелень, прибрано, чисто, ухожено… И, говорит шофер, в общем, сытно. В сравнении с Москвой!.. А Украина может и «сама по себе», без нас. Но хочет уйти… Лозунги демонстрантов: «Коль – да! Горбачев – нет!»
Стоит также добавить, что отношение российской политической верхушки к своим украинским коллегам было высокомерным, а иногда и откровенно пренебрежительным: «6 июля 1991. Суббота. Кстати, Коль встречался отдельно с Кравчуком, Фокиным (предсовмина УССР) и… Гуренко (первый секретарь ЦК КП Украины)… На обеде он явно держался с ними снисходительно, свысока… А публика эта (что президент, что премьер, особенно) – серая, надутая, посредственности! Но «мнит» о себе!». То есть «братство», даже на таком уровне, было обманчивым.
Как Горбачев за три недели до своей отставки уговаривал Запад «не спешить» с признанием Украины
«Независимость Украины означает конец Горбачева» - таким был заголовок в Financial Times после объявления результатов Всеукраинского референдума «Независимость Украины забила последний гвоздь в гроб новой советской конфедерации», - резюмировал US News & World Report. Заголовки других западных СМИ были фактически идентичными.
Впрочем, настроения на Западе были все же тревожные. После украинского референдума 1 декабря Горбачеву позвонил Джордж Буш-старший. Лидеры двух стран долго разговаривали, обсуждая в основном результаты украинского референдума. Горбачев настаивал, что «... «независимость» - это отделение, а отделение - это «Югославия» в квадрате, в десятой степени». Как пишет в «Дневниках» Анатолий Черняев, Буша особенно беспокоила возможность «насильственных действий» из-за Крыма, Донбасса...». Горбачев упорно настаивал на важности Союза. В конце концов, Буш пожелал Майклу «успеха в деле «воссоединения», но, это был скорее вежливый дипломатический реверанс, поскольку Соединенные Штаты, так же как и другие западные партнеры, фактически уже сделали ставку на Ельцина, в чьих руках сконцентрировалась почти вся власть. Зато Горбачев превратился в голого короля, у которого вот-вот отберут его последнюю игрушку - мечту про Союз.
3 декабря Горбачеву звонил Коль, и тоже темой обсуждений была Украина. И Горбачев снова советовал «...не суетиться с признанием, не ставит под угрозу «по-дружески» выработанное в отношениях...» По сути, Горбачев мягко шантажировал всех лидеров G-7, уговаривая отсрочить признание Украины, ведь от судьбы Союза зависела и его дальнейшая роль во власти. Можно сказать, что в некоторой степени это ему удалось: США признали украинскую независимость только 25 декабря, Германия - 26, Франция - 27, Япония, Италия - 28, Великобритания - 31 декабря.
Первой из Большой Семерки Украины признала только Канада - произошло это на второй день после проведения Всеукраинского референдума. Впрочем, остановить исторический процесс, а тем более вернуть его назад, было уже невозможно. 25 декабря 1991 года, в день признания независимой Украины Соединенными Штатами Америки, Горбачев сложит с себя полномочия президента СССР - так же, как 24 августа 1991 года, в день провозглашения Акта украинской независимости, он сложил полномочия Генерального Секретаря ЦК КПСС.
После объявления результатов Всеукраинского референдума, когда волна эйфории утихла, уже было понятно: Украину ждет тяжелое становление. Нужно было учиться азам государственности; самостоятельно, без оглядки на Москву, принимать судьбоносные, порой непопулярные решения и... пытаться если не противостоять на равных России, то хотя бы говорить ей решительное «нет» на слишком навязчивые домогательства. Что ж, как говорил грузинский философ Мераб Мамардашвили, когда его родная Грузия, так же как и Украина, освобождалась от советской, а фактически от московской опеки, «независимость нам нужна в том числе и для того, чтобы себя увидеть».