Чьими руками планируем выгребать устаревший навоз из стойла?
Новый год всегда хочется начать с чистого листа. Оставив в прошлом году все неурядицы, недоразумения и проблемы.
Но, поднявшись из-за праздничного стола, мы понимаем, что все остается с нами – невыплаченные долги, невыполненные обещания, отложенные «на завтра» дела, проблемы, к которым не хватало мужества даже подойти.
Так бывает со всеми людьми. Так бывает и с обществом. Большинство из этих «хвостов» тянутся за нами уже много лет, и, на самом деле, очень мала вероятность, что долги будут «погашены» в 2019-м.
Но украинское общество, по крайней мере, должно держать их в голове и хотя бы начать решать или ментально готовиться к решению этих проблем.
Почему общество, а не власть? Потому что власть – в нашем демократическом мире – вещь преходящая. И те, кто в ней находятся, и те, кто в нее надеются войти, они, получив проблемы от «предшественников», стремятся передать их «преемникам». И оправдание, обычно, одно: «Общество еще не готово».
Поэтому все дальнейшие рассуждения адресованы нам самим, украинскому обществу.
ВОПРОС ПЕРВЫЙ: О ВОЙНЕ И МИРЕ
Это надо было сделать еще 4-5 лет назад. Но мы тогда еще не понимали ни причин, ни последствий. Теперь информации слишком много, но последнего слова не сказано. Речь идет о стратегии будущего Украины. А точнее, о том, видим ли мы его мирным, или военным?
В мире, безусловно, стремятся жить все. Это не обсуждается. Но кажется, боимся об этом сказать, потому что слово «мир» звучит сегодня едва ли не как «позор». А еще позорнее звучит – «мирные переговоры». Это сегодня – синоним капитуляции.
Вести диалог с Путиным о мире на условиях Путина – это признать свое поражение. Но иногда признать поражение – это тоже мужественный поступок. Это честнее, чем жить в вымышленных победах.
Потому что, в конце концов, важен не сам мир как отсутствие войны, а цель, с которой такой мир может быть нами заключен без потери достоинства.
Одно дело – идти на мир, чтобы вернуться в лоно «русского мира». Другое – для того, чтобы получить выигрыш во времени для построения своей «линии Маннергейма». Нам сегодня позарез нужна передышка – для восстановления потенциала, для реабилитации душ, в которых уже почти полностью выгорели эмоции. И сегодня, настаивая на миротворцах ООН, ища новые форматы переговоров, мы должны все время спрашивать себя: как мы используем возможный шанс возможного мира? Или, хотя бы, перемирия...
Причем надо понять одно: мир с восстановлением довоенного Статус-кво невозможен. Во всяком случае, в ближней перспективе. Он однозначно будет на худших для нас условиях, что нам пытается объяснить Волкер.
Смирится ли общество с таким миром? Думаю, не все. Наиболее пассионарная его часть – нет.
Для нее мир – это победа над Россией, а значит, путь к нему лежит через войну. Возможно, затяжную – на выносливость, возможно, быструю и беспощадную – на выживание.
Если мы выбираем стратегию войны, то должны знать: за этим стоит неизбежность военного положения – не «учебного» декабрьского, а бессрочного. Когда «все для фронта, все для победы», с тем, чтобы вслед за Муждабаевым сказать: «Любые выборы к черту!», с крахом надежд на рост благосостояния, с оттоком сотен тысяч трудоспособных мужчин из экономики, с промышленностью, которая не производит ни товаров, ни средств производства, а только танки и пушки, которые могут сгореть на поле боя за считанные часы.
Украинское общество должно спросить себя, готово ли оно к такому будущему?
Есть и третий путь: продолжать жить половиной страны – в войне, половиной – в мирном сне. Как дельфин, который может отбиваться от акул одним полушарием мозга, в то время как второе спит. Или как Франция в ее «странной войне» 1939\40 годов – храбро объявленной, но с надеждами, что как-то оно само пройдет. Разве не хочется проснуться – а Путин умер, империя развалилась, Трамп всех наших врагов победил...
Уже пятый год мы избегаем выбора. Может, стоит с ним определиться?
ВОПРОС ВТОРОЙ: О КРЫМЕ И ДОНБАССЕ
Трудно в Украине найти политика, который бы не обещал украинский флаг над Донецком и украинский Крым.
Это – вдохновляет, а в канун выборов добавляет политику ореол патриотизма и таинственности. Но спросите его о стратегии освобождения оккупированных территорий – и увидите только загадочную улыбку.
Потому что не выработана в обществе такая стратегия. Наверное, где-то в армейских штабах о ней знают, но мы – нет. Она не обкатана в общественных дискуссиях, она не получила согласия народа. Что-то предлагали отдельные политики и отдельные чиновники. Но все это было о реинтеграции, «денацификации», особенностях амнистии – так, будто бы территория уже освобождена, и остается только засеять ее добрым и вечным.
Как ее вернуть? С кем договариваться: с Путиным, с боевиками, с населением? Как это сделать, чтобы не «предать»?
Когда речь идет об оккупированных территориях, слышишь: «Торг здесь неуместен». Но торг продолжается! Просто о нем не сообщают. Бизнес – через Россию – как видим из сводок, процветает. Тысячи людей ездят в Крым – оставлять там отпускные, причем – даже высокие чины из спецслужб и судьи.
В торгах по Крыму у нас есть прекрасная валюта – питьевая вода. Мы им – воду, а они легализуют, скажем, Меджлис, дадут разрешение на въезд Джемилеву и Чубарову? А может (помечтаем) договоримся, чтобы на базе нескольких районов создать Крымскотатарскую автономию под мандатом ООН. Главное, как сказал кто-то из стратегов, – иметь свой плацдарм на полуострове, а дальше само пойдет...
Дилетантские рассуждения? Да. Но профи молчат. Все, что видим: это дипломатическое давление на цивилизованный мир, а мир как умеет давит на Путина... Какие шансы, что это давление будет результативным, – кто их рассчитывал?
И даже если российский фюрер вдруг согласится на миротворческую миссию, готовы ли будем к ней мы? Или согласимся с тем злосчастным законом об Особом статусе, о котором нам уже 4 года говорят, что он принят, только чтобы глаза замылить, но кажется очень опасным, если речь идет о его выполнении.
Может, стоит уже нам снять табу на дискуссии по этому поводу и поговорить начистоту: на что мы согласимся, а за какую красную линию нельзя заступать? Дискуссия ведь впереди затяжная.
ВОПРОС ТРЕТИЙ: О ЗЕМЛЕ И ДЕНЬГАХ
Какое будущее мы не выбрали бы – войну или мир, нам будут нужны деньги. Нам – это стране. Томосом и языком закрома не наполнишь, армию не вооружишь, зажиточную жизнь не обеспечишь. Пока что нам дают в МВФ. А еще – наши фискалы выжимают налогами с малого и среднего бизнеса (потому что большой – то есть олигархи – научился оптимизировать налоги). От этого накапливаются долги, мозги и капитал «утекают» за рубеж. Поэтому, как писал несравненный Карл Волох, «приходится воровать, чтобы на эти деньги хоть частично противостоять Путину».
Где деньги найти, все знают. Но план по приватизации в стране выполнен на 2%, свободная продажа земли остановлена очередным мораторием. Украинцы, рассказывал известный зарубежный специалист по активам, – как та бабка, которая роскошествует в пятикомнатной квартире в центре Киева и жалуется, что не может ее содерживать из-за маленькой пенсии. Жалуется, но ни продавать и переезжать в меньшую, ни сдавать в аренду комнаты не хочет.
У нас бесчисленные активы, которые лежат мертвым грузом, а мы на них – как собака на сене. Кто-то доволен мизерной рентой с земельного пая, кто-то по-тихому доит государственные предприятия. Есть такие, которые присосались к государственным монополиям, которые и без того зачастую работают исключительно для обеспечения собственного существования и на зарплаты топ-менеджерам.
И их еще можно понять, но большинство просто боятся изменений. Потому что до сих пор верят, что «все вокруг народное, все вокруг мое», и ждут мессию, который государственные богатства поделит между всеми «по совести».
Эти гордиевы узлы рано или поздно придется рубить. И, возможно, – по живому. И лучше раньше, чем позже. И на это просто надо решиться так, как в 2014 решились добровольцы, несмотря на законы и приказы не стрелять в оккупанта.
А если рисковать – не в правилах нашей нации, тогда давайте вместе договоримся: нас этот государственнический совок вместе с последним местом среди стран Европы по качеству жизни – устраивает. И тогда – молиться и не ныть...
ВОПРОС ЧЕТВЕРТЫЙ: О ВЫБОРАХ И ВЛАСТИ
31 марта нас ждет праздник демократии. Отголосуем, отпразднуем – кто победу, кто осуществление своих пророчеств, что «все вокруг куплено».
А вскоре и победители, и побежденные, как бывало это и раньше, вместе удивятся: почему не работает у нас демократия, почему разбалансирована власть? Побежденное меньшинство вспомнит об Избирательном кодексе, о невозвращенных после Януковича пропорциональных выборах, из-за чего каждая партийная коалиция тонет в мажоритарном болоте, а премьер становится игрушкой в руках президента или олигархов.
Политически обеспокоенное меньшинство напомнит о почти забытых законах о Кабинете министров и о Президенте (с условиями импичмента), о парламентской реформе и отмене депутатской неприкосновенности.
Даже такую мелкую, но надоедливую напасть вспомнят, как кнопкодавство. Если проиграют – лихом, если победят – возьмут на вооружение.
Те, что придут к власти и те, кто хоть не при власти, но жирно с нее имеют, не будут спешить с политическими реформами. В мутной воде недозакония легче ловятся тушки и ширки, быстрее забываются слова «парламентско-президентская республика», «правительственная коалиция» и какие-то навеянные из далекой Европы упоминания о том, что правительство должен возглавлять лидер партии, которая победила на парламентских выборах...
Верится, что в 2019 году украинское общество наконец определится – чего же оно хочет: общества, где правит закон, или государства, где правит гетман? А может, выберем старое-доброе: «вам "шашечки" или ехать?», махнем в будущее без правил и законов?
Главное, что-то таки выбрать.
ВОПРОС ПЯТЫЙ: О КОРРУПЦИИ И ПУТИНЕ
За Томосом и скандалом с Зеленским никто и не вспоминает уже, что продолжается избрание судей в новый Антикоррупционный суд. Продолжается непросто: международные эксперты один за другим забраковывают кандидатов, а судебная система пытается их пропихнуть. По законам эволюции, попав в неблагоприятные условия, надо как можно быстрее воспроизвести себя в следующих поколениях. Коррупция действует именно так. Только слепой этого не замечает.
Слишком уж много врагов у новорожденного Антикоррупционного суда, слишком много они посеяли скепсиса и недоверия к еще нерожденному ребенку. Особенно уязвимыми оказались руководители НАБУ и САП, которых сумели столкнуть лбами. Слишком неуклюжа вся система НАПК. Слишком легкомысленно – общество, которое без особых усилий смогли убедить, что антикоррупционные органы – это инструменты вредного зарубежного воздействия на наших святых политиков.
Элита, которая всеми фибрами души ненавидит все антикоррупционное, вынесла на повестку дня тезис: сначала война с Путиным, потом война с коррупцией. Да, риск есть. Антикоррупционные процессы могут кадрово обескровить власть, умножить на ноль мотивацию чиновничества, сделать государство неуправляемым и отдать его в руки Путину.
Но есть и другая опасность: в стране, где элита ворует и народ в ней разочаровался, трудно мобилизовать граждан на сопротивление внешнему врагу, а высосанная коррупцией экономика просто не сможет оказывать сопротивление.
Можно сделать так, а можно иначе. Чего нельзя – так это не решать никак, делать вид, что проблемы не существует, или вообще не думать о будущем страны, не связывая его со своим личным.
ВОПРОС ШЕСТОЙ: О ЗВАНЫХ И ИЗБРАННЫХ
Язык и вера – хороший цемент для скрепления нации. И нам надо будет завершить все дела с церковной автокефалией и законом о языке. Но можно ли достичь единства нации, объединяясь лишь вокруг одной идеи или личности? Или все же необходим консенсус социальный групп и идентичностей? Над этим должны задуматься в 2019 году.
Национализм – хорошая идея. Но он бывает разным. Есть национализм гражданский: когда человек принадлежит к нации, если считает себя украинцем и искренне стремится жить в независимом государстве с равными возможностями. Вот и все!
И не столь важно этническое происхождение, язык, который считаешь родным, вероисповедание, принадлежность к сексуальным меньшинствам, экзотическим культам и субкультурам. Согласно этой стратегии, нация должна прирастать неофитами, чтобы выжить в современном мире. А значит, надо защитить ее от этнобольшевизма, ксенофобии, патриархальности. Цивилизованность (или нецивилизованность) церковных переходов от РПЦ в ПЦУ в этом году станет своеобразным маркером европейскости.
Хотя есть и другой путь: есть такие, которые считают, что надо сначала очиститься от чужаков, что «все званые, но не все избранные». И пусть украинская нация, как и шагреневая кожа, уменьшится до крошечного клочка, но это будет сообщество «истинных и сознательных».
Что выберем?
И еще один фактор, с которым надо разобраться – активный поиск внутренних врагов – добавляет ли он сплоченности? Иногда кажется, что вся Украина разделилась на «агентов Путина» и «павликов морозовых», которые их разоблачают. Петлюровский лозунг о «московских вшах» и «своих гнидах» становится популярным в патриотической среде, но не это смещает акцент с внешней угрозы на внутреннюю? Сам же глава Директории, руководствуясь этим лозунгом, так и не смог собрать воедино украинцев.
А Сталин строил свою империю, как раз ища «врагов народа». И Гитлер ему помогал, подбрасывая компромат на «немецких шпионов» из числа политических оппонентов Джугашвили.
Обе тенденции опасны – и размывание идентичности и превращение нации в фундаменталистскую секту, где любое инакомыслие является преступлением. Можно ли пройти между ними, как между Сциллой и Харибдой? Или нас снова занесет куда-то на встречную полосу?
К сожалению, от политиков в нынешнем году бесполезно ждать ответы на эти вопросы. Они все на выборах, а там поиск врагов – самая благодарная для рейтинга тактика. Единство нации – это, скорее, задача для гражданского общества, писателей, журналистов, моральных авторитетов нации. Они и должны ответить на этот вызов.
ВОПРОС СЕДЬМОЙ: О БАРЫГАХ И ОБНИЩАВШИХ
Нам едва удается сшивать нацию по горизонтали – между Правобережьем и Левобережьем, националистами и глобалистами, правыми и левыми, а новая трещина углубляется по вертикали – между бедными и богатыми.
Мем об «обнищании» части населения кажется забавным, им можно едко пародировать «популистов». А другая часть в нем – в этом обнищании – живет, просто из киевских офисов и ресторанов, из Мальдив и Сейшел его не так хорошо видно. И левацкий популизм, которым болеют все без исключения наши партии, – просто его отголосок.
Если мы выберем стратегию войны, то проблема состоятельности отпадет сама собой. Какая состоятельность, если завтра тебя убьют! Если же мы оптимисты и верим в будущий мир, то должны прийти к консенсусу: как сделать, чтобы и врачи много зарабатывали, и медицина не опустошала кошельки людей; чтобы и пенсионеры не бедствовали, и молодежь не впрягалась в неподъемное бремя содержания стариков.
Дело, в конце концов, не в высоких тарифах, а в том, что люди не могут заработать на их оплату.
Может, стоит многократно поднять и цены, и зарплату? А пенсионерам – дать заработать пару тысяч гривен к пенсии, чтобы не было страха за завтрашний день. А еще – помочь под страховые гарантии государства капитализировать заработанные деньги, инвестировать их в национальную экономику, купить акции и жить на старость с дивидендов. И дамоклов меч бедности не будет висеть над головой, и экономика оживится.
Стоит ли нам так цепляться за дешевизну? Дешевая страна нужна работодателям, потому что копеечная рабочая сила помогает конкурировать с технологическим Западом. Дешевая жизнь – питательная среда для тех, кто работает за черную зарплату, имеет нелегальный бизнес или живет на социальные подачки.
Не должны ли все, кто может работать, таки работать? Любимая работа, говорят врачи, продлевает продолжительность жизни. А из дешевой страны бегут искать работу.
«Барыги» и «обнищавшие» должны найти общий язык. Эта миссия почти невыполнима, но верю, что в этом году до нее дойдут руки.
ВОПРОС ВОСЬМОЙ: О ПРЕСТУПЛЕНИИ И НАКАЗАНИИ
Когда Майдан шел на приступ бастиона Януковича, мы все понимали, что выпускаем джина из бутылки. Война добавила жестокости и обесценила жизнь. Чем дольше она продлится, тем невозвратнее будут изменения общественной морали в сторону варварства. Варварства не по собственной воле, а как отчаянной реакции на смерть и несправедливость.
И что нам делать дальше? Как побороть цунами преступности, организованной и стихийной, инспирированной из Москвы и доморощенной? Наказывать или нет атошников и добровольцев за жестокость первых дней войны – бесчеловечную, но остановившую врага? Судить их по законам мирного времени или простить по законам военного? Мы так до сих пор и не договорились в обществе относительно этого.
Возле судов, где продолжаются процессы над воинами за насилие над мирными «ватниками» и отжим имущества у коллаборантов, собираются боевые побратимы. Поют гимн, держат флаги, а возле них горят шины и воняет слезоточивым газом.
Кто они – та полиция, которая хватает героев АТО, кто те суды, которые дают им срок? Стражи законности или недолюстрованные враги свободы?
И как Авакову настаивать на законодательной «презумпции правоты полицейского», если народ им не доверяет? И как полицейским подставляться под пули, если им скажут – сами виноваты?
И лучший ли выход – раздать оружие гражданам, чтобы защитились сами?
У нас до сих пор хаос в головах по этому поводу. Однако время разложить все по полочкам: если у нас война, то за жестокость к врагу наказывать мягче, чем за трусость; за кражи военного имущества – расстреливать; за тайное гражданство страны-агрессора – сажать на 10 лет, за незадекларированные доходы – срывать погоны.
А если у нас, несмотря на все это, еще мир – то наказывать тех, кто стрелял, а тех, кто ворует, – миловать.
ВОПРОС ДЕВЯТЫЙ: О ПРАВДЕ И ПОСТПРАВДЕ
Долгое время мы были уверены, что победим, потому что за нами – правда. И борясь за правду, очистили информпространство от кремлевской пропаганды – закрыли доступ телеканалов, запретили российские соцсети.
Но потом поняли, что ложь – это часть военной науки. И взяли ее на вооружение. И война смыслов превратилась в войну слов-киллеров, войну мемов, фотожаб и демотиваторов, войну мыслей-вирусов. В этом нет ничего удивительного, историк войны Мартин ван Кревельд отмечал: страна, попавшая под агрессию могущественного противника, рано или поздно берет на вооружение его методы, даже самые грубые.
Кто-то скажет: это хорошо, наконец мы научились бить врага его оружием! Беда в том, что им мы начали «мочить» друг друга. Пост-правда – где в фаворе не факты, а эмоции – просочилась в нынешнюю предвыборную кампанию и льется на нас со всех телеканалов.
И журналисты не за серебрянники воюют, а искренне веря отшлифовывают это искусство. Унижение оппонента, обесценивание его принципов, реакция на каждую чужую мысль репликой известного сказочного героя: «Голову долой!», смех, похожий на лихорадочный кашель, и судорожное рукоприкладство в прямом эфире – мы и не заметили, как все это перекочевало к нам из российских СМИ.
Что с этим всем делать? Мы должны ответить на этот вопрос.
Можем так: мир изменился, и главные события в нем – твитты Трампа. А можно попробовать сохранить честь и в дома терпимости и договориться: должны ли быть хоть какие-то правила во внутренней информационной войне? Побеждает ли тот, чьи вирусы вирулентнее? Считать ли мат языком вражды или «оценочным суждением»? Что является маркером русского мира, а что – европейской свободы слова?
И стоит ли нам вообще цепляться за ту свободу, а счастье нации искать в несопротивлении мнению большинства? Нынешний жаркий на политику год – лучшее время, чтобы все это для себя нам, украинцам, выяснить.
ВОПРОС ДЕСЯТЫЙ: О ГРАНТОЕДАХ И БОРЦУНАХ
Едва ли не каждый месяц нам из-за наших западных границ напоминают о нашем цивилизационном должке: обещании вычеркнуть из законодательства норму о е-декларировании общественных активистов.
Но, похоже, ее никто не собирается отменять. Герои-активисты, в которых нуждался Майдан, превратились в глазах общества в «борцунов» и «грантоедов».
Они недостаточно бедны, чтобы мы их считали бескорыстными воинами справедливости. И недостаточно богаты, чтобы привлечь на свою сторону предвыборной гречкой.
На общественные советы добропорядочности и тому подобное уже почти не обращают внимания. Только когда активистов убивают, калечат, обливают кислотой или таскают по полицейским участкам, общество проявляет вялую обеспокоенность. Все остальное время мы страдаем от мысли, что «грантоеды» делят свои гранты без нас.
Гражданское общество не дало нам быстрой победы над врагом, не снизило цены на газ, не позаботилось о вере, а, скорее, о правах ЛГБТ. Не путается ли оно под ногами у народа, тяготеющего к традиционным ценностям и ищущего утешения в славном прошлом, где никаких общественных активистов и духа не было?
И с этим нам тоже надо определиться. Я все еще верю в гражданское общество. А вы?
...Над многим нам следует задуматься в этом году. А это трудно. Гораздо труднее, чем выбрать раз в 5 лет того, кто за тебя будет думать. А потом свалить на него все свои невзгоды и выйти из авгиевых конюшен «весь в белом».
Посмотрите на Россию, она так и живет. Умрет Путин – и они мгновенно выйдут на Красную площадь с радостными песнями. И флаги у них уже припасены с надписями: «Свобода, равенство, братство!» И хором будут скандировать: Путин – х...ло.
Но мы ведь не такие, мы сами, собственными белыми ручками, должны выгрести тот устаревший навоз из стойла.