На прошлой неделе Федеральная служба безопасности РФ в очередной раз отличилась в вопросе создания поводов для международного скандала. 30 сентября в Москве был задержан парижский корреспондент государственного информационного агентства «Укринформ» Роман Сущенко.
Несколько дней спустя, российские правозащитники случайно обнаружили журналиста в Лефортовском СИЗО, после чего информация о его задержании просочилась в прессу. Практически сразу же после этого, решением российского суда, Сущенко был арестован на два месяца, по подозрению в шпионаже. Реакция Украины и международного сообщества не заставила себя ждать, но Россию, судя по всему, это мало волнует. Несмотря на ноту украинского МИДа, к Роману Сущенко до сих пор не допущен украинский консул, а адвокат журналиста Марк Фейгин впервые увидел своего подзащитного только 4 октября. Впрочем, сам Фейгин считает, что его допустили к Сущенко довольно быстро. Об этом и о деталях пребывания украинского журналиста в СИЗО ФСБ ZN.UA расспросило Фейгина сразу же после его первой встречи с подзащитным.
Марк Захарович, вы, наконец-то, смогли попасть к своему подзащитному Роману Сущенко. Расскажите, как он выглядит, как себя чувствует и каковы условия его содержания?
Роман находится в двухместной камере. В этой тюрьме (Лефортовское СИЗО. — ред.), в основном, все камеры двухместные. После карантина (процедура медосмотра при помещении в СИЗО. — Ред.) ему вернули вещи, в которых его задержали: футболку, брюки, куртку. Чувствует он себя нормально, достаточно бодро. Я не обнаружил даже тени подавленности, моральное состояние Романа не внушает никаких опасений. Могу также сказать, что попал к нему достаточно быстро. Считаю, что полтора дня, которые мне понадобились для вступления в дело и встречи с подзащитным, по меркам российского «гибридного» судопроизводства, — скорость почти космическая. Для справки скажу, что большая часть адвокатов, пытающихся попасть к тому же Панову либо Захтею, задержанным по делу «крымских диверсантов», не могут это сделать уже два месяца.
Как считаете, о чем свидетельствует такой быстрый допуск вас к делу?
Думаю, на то есть комплекс причин. Во-первых, все очень громко и шумно, публично. А во-вторых, может это звучит нескромно, но все-таки они меня побаиваются, больше, чем других адвокатов, из-за той же публичности.
Говорят, Лефортовская тюрьма — чуть ли не крепость, в которую очень трудно попасть. Впервые информацию о Романе Сущенко обнародовали российские правозащитники. Туда пускают обычных правозащитников?
Информацию обнародовали члены ОНК (Общественная наблюдательная комиссия. — ред.). По закону ее представители имеют право посещать места содержания под стражей и тюрьмы — для проверки условий содержания и соблюдения прав человека, в том числе они могут посещать и эту тюрьму. Лефортовское СИЗО — небольшое, это бывшая тюрьма КГБ. Ее еще иногда называют «ведомственной». Она действительно особенная: там содержатся лица, обвиняемые либо подозреваемые в очень серьезных преступлениях. По большей части их дела ведет следственное управление ФСБ России.
Вы уже говорили, но я еще раз уточню: пыток к Роману не применяют?
Нет. Никто его не пытал. Его, как обычно, психологически «разводили» — мол, «ты будешь сидеть 12 лет» и «тебе надо подписать явку с повинной». Это обычный набор методов (ФСБ. — Ред.), ничего из ряда вон выходящего. Явку с повинной Роман, разумеется, не подписал.
Спрашивали ли вы у Сущенко, каким образом он оказался в Москве? Ведь он, как бывший военный и нынешний журналист, не мог не понимать, что в нынешней ситуации в Москву ездить опасно, даже если это поездка к родственникам.
К сожалению, у меня не было возможности обсудить это за то короткое время, что я у него пробыл. Но, по моей информации, это был его личный визит к брату. Это была краткосрочная поездка, не думаю, что для нее были какие-то особые причины. Профессиональные обязанности Роман выполнять не планировал.
Говорил ли он вам, при каких обстоятельствах он был задержан, и как это произошло?
Я изучал постановление о возбуждении уголовного дела. Это было обычное задержание, в отношении Сущенко было проведено оперативное мероприятие.
Вы можете рассказать, в чем конкретно его обвиняют?
Обвиняют его в шпионаже, по ст. 276 УК РФ. В постановлении действительно есть некая фабула обвинения с описанием событий. К сожалению, об этих событиях я рассказать не могу, поскольку они могут составлять государственную тайну. Я не давал подписки о неразглашении, но если сейчас вдамся в детали, это послужит основанием для выведения меня из дела, а Роман очень просил помогать ему, и я не могу так рисковать. Но никакого шпионажа там нет.
Обвинение Сущенко уже предъявили?
Обвинение предъявят в пятницу (7 октября. — ред.), сейчас он помещен под стражу в статусе подозреваемого. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого будет в пятницу.
Вас допустили к материалам дела?
Да, я получил допуск, поскольку обратился с ходатайством о вступлении в дело, на основании соглашения, заключенного с супругой и подтвержденного самим Романом. Видимо, следователем было вынесено и направлено в СИЗО соответствующее постановление, собственно, на этом основании меня к нему и пустили.
Как вы считаете, какова цель задержания Романа Сущенко? Ведь ФСБ РФ не могла не предполагать, что арест журналиста автоматически приведет к большому международному скандалу?
Могли понимать, а могли и не понимать. Их поведение прогнозировать сложно. Я на их месте никогда не буду, но если бы вы спросили, я бы десять раз подумал: а стоит ли игра свеч? Ведь речь идет о журналисте, который, к тому же, 6 лет работает в Париже, а это означает, что точно будет скандал. Я не знаю, чем они руководствовались. Ведь если они считали его шпионом, они могли бы просто не пускать его в страну. Кто мешал это сделать? Я не могу точно утверждать, но, возможно, он был им для чего-то нужен.
Может, они хотят сделать из этого дела такой же показательный процесс, как над Савченко?
Как можно сделать показательный процесс, если он будет закрытым, из-за наличия в деле государственной тайны? Думаю, более справедливым является допущение, что Сущенко хотят осудить и обменять на кого-то, кто содержится в Киеве.
Вот я как раз и хотела спросить: не считаете ли вы, что Сущенко стал очередным украинским заложником в руках российских властей?
С политической точки зрения — конечно.
Как считаете, каким может быть предмет политического торга в данном случае?
Я не знаю, кто из числа граждан России содержится в украинских тюрьмах в качестве обвиняемых или осужденных, и есть ли среди этих людей сотрудники спецслужб. Но если таковые есть, и об этом знает российская сторона, наверное, на таких людей могли бы обменять. Я исхожу исключительно из предыдущей практики: ведь был же обмен по Савченко? Почему бы ему не быть и в других случаях?
Следующий вопрос, конечно, риторичен, но все-таки… какова перспектива выиграть это дело?
Нулевая. В России нет суда, в котором можно было бы выиграть хоть какое-нибудь дело. Оправдательных приговоров не существует, тем более — по политическим делам против украинцев. Не существует решений, которые были бы не в пользу власти. Иначе — зачем бы они его «брали»? В то же время это не означает, что человека нельзя спасти. Нужно разделить понятия «выиграть дело» и «спасти». И спасти Романа можно.
Каким образом?
Публичное давление может привести к его освобождению либо обмену. Я считаю, что в данном деле это возможно. До меня долетают всякие споры на тему «может быть, Фейгин не так защищает, набивает политическую цену подзащитным, а обмен в таких условиях может быть слишком дорогим», и т.д. Критика — это хорошо, дискуссии — это замечательно, но, когда они основываются на непонимании — это печально.
Но ведь публичный резонанс действительно поднимает цену Романа как заложника.
А кто определяет, какова цена человеческой судьбы? И потом, если мы защищаем Романа как журналиста и украинского гражданина, разве мы не действуем в интересах самого украинского общества? Упреки в том, что кто-то достоин, а кто-то не достоин, сугубо субъективны. Вот, например, за Савченко как боролись? Понятно, что общество слегка разочаровалось, получив Савченко обратно, но, тем не менее, она дома. Я считаю, что за Савченко правильно боролись, и заплатили правильную цену. Потому что это нужно было не только самой Савченко, но и украинцам. Вы знаете о судьбе Гилада Шалита (израильский военный, захваченный в плен палестинцами в 2006 г. и освобожденный по обмену в 2011 г., после нескольких безуспешных операций по его освобождению. — ред.). За него отдали полторы тысячи террористов, отбывавших наказание, и это при том, что в бою он проявил себя не лучшим образом. Но израильское общество нашло в себе силы и возможности его обменять, ведь другие солдаты, видя, как боролись за судьбу Гилада Шалита, не опасались, что их бросит родное государство. Или вот, например, Черний, который давал показания на Сенцова и Кольченко. Сколько стоит его жизнь? Ну, вот, человек — не герой, расклеился и всех сдал. Его надо спасать? Ведь он же все равно — гражданин Украины. Человеческая жизнь сама по себе очень дорога. Не все люди сильны, люди бывают и слабыми. Но только украинское общество может решать, дает ли оно фору таким слабым людям, по отношению к сильным. Это не мне решать.